Маршал Андрей Иванович Ерёменко оставил после себя потрясающе интересные дневники. Без купюр, сурово и довольно откровенно он рассказывает о том, что видит вокруг себя: об офицерах и солдатах, об операциях, которые он проводит, и многом другом, кстати, и весьма неожиданном.
«Товарищ Сталин значительно повинен в истреблении военных кадров перед войной, что отразилось на боеспособности армии», — это Ерёменко пишет в 1943 году, рассказывая о своем диалоге со Сталиным, состоявшимся 5 августа. Это был единственный раз, когда верховный главнокомандующий, да и то, всего на день, оказался на фронте.
Андрей Иванович Ерёменко, 1941 год. (wikipedia.org)
Ерёменко может показаться брюзгой, но на то это и дневник, чтобы давать оценки без оглядки на окружающих. Пишет о бездарности офицеров, из-за которых гибнут солдаты, обвиняет генералов в барстве, а про Гречко пишет: «малоопытный командир и тоже мягкотелый».
Судьба Ерёменко похожа на судьбы других маршалов Советского Союза: он был призван в царскую армию и с этого момента с военной службой не расставался. Он обучался в Военной академии имени Фрунзе и перед войной успел сменить несколько должностей. Предвоенной мясорубки, повинным в которой он называл Сталина, он избежал. А после войны оставался на видных должностях по военной линии: был командующим Прикарпатским военным округом, Западно-Сибирским военным округом и, наконец, Северо-Кавказским военным округом.
Хрущёв, Кириченко, Чуянов и Ерёменко, 1942 год. (wikipedia.org)
Судьба типичного вояки: ранение в октябре 1941 года, но спокойная и вполне себе на лаврах кончина в собственной постели уже в 1970 году. Интересно, но маршалом он стал лишь спустя десять лет после окончания войны, в 1955 году. И это при том, что свои заслуги, в частности, в исходе Сталинградской битвы, он считал недостаточно оцененными.
ТЯЖЁЛЫЙ ЖЕЗЛ МАРШАЛА ЕРЁМЕНКО
Если уважаемым читателям доводилось бывать на книжных рынках столицы, и они не оставались равнодушны к славному боевому прошлому нашей страны, то наверняка бросалось в глаза большое количество книг о полководцах Великой Отечественной войны, изданных к 70-и летию Победы. Сталин, Шапошников, Рокоссовский, Василевский, Конев, и даже Тимошенко с Мерецковым, не говоря уже о Жукове, оказались представлены в литературных трудах писателей - документалистов достаточно полно. Но не ищите среди этого разнообразия книгу о маршале А.И. Ерёменко. Таковой нет. Есть только работы самого Андрея Ивановича, включая его военные дневники. И ситуация эта в данном сегменте информационного поля далеко не случайна. Чем же не угодил Андрей Иванович хозяевам PR-пространства?
Здесь необходимо понять, что главной фигурой, активно ненавидимой некоторой частью властьимущих, является безусловно Иосиф Виссарионович Сталин, ясность «вины» которого безусловно очевидна. Именно товарищ Сталин превратил коммунизм Мордехая Леви (К. Маркс) из оружия разрушения России и её государственности в оружие консолидации русского государственного ядра и сплочения ещё здоровых защитных сил русского и других славянских народов против транснационального антихриста, персонифицируемого в те уже далёкие времена бандой Шикельгрубера. (А. Гитлер) Преемственная линия от родоначальников русской смуты здесь вполне ясна, ибо вышибленный из СССР Бронштейн, с конца тридцатых числился «почётным арийцем».
Поношения и дискредитация товарища Сталина, начатые Перлмуттером (Н. Хрущёв) на ХХ съезде капээсэсихи (КПСС – организация изменников родины в 1956-1991 годах) не привели к желаемому результату даже в наши дни. Скорее наоборот, образ Сталина засиял на фоне затеянной пигмеями кампании десталинизации сильнее и сильнее с каждым прожитым нами годом. Не по зубам он оказался этим картавым карликам.
А вот на Андрее Ивановиче Ерёменко можно было отыграться. Даже в гнилую оттепель, когда Ерёменко получил звание маршала, имя полководца замалчивалось, фотографии публиковались крайне редко. Политработники, бывшие в 1941 году членами военного совета фронта, припомнили, как тяжёлый кулак Андрея Ивановича проходил, и не раз, по их поганым мордам. А возведённый в ранг великого полководца маршал Жуков писал о своём коллеге так: «Еременко в войсках не любили за глупость и чванство». (Больше ни один человек на страницах мемуаров Георгия Константиновича им оскорблен не был.)
Виной всему явилось следующее. Андрей Иванович ДВА РАЗА не дал участникам военно – фашистского заговора Тухачевского сдать СССР Шикельгруберу. Сегодня, опираясь на работы Арсена Бениковича Мартиросяна наличие заговора в Красной Армии к июню 1941 года можно считать доказанным.
Сталин инициировал тщательное расследование причин трагедии 22 июня 1941 года, которое он в глубокой тайне вёл еще в начале войны, и которое в принципе-то никогда не прекращалось - просто на некоторое время активность разбирательства была снижена.
К концу 1952 года Сталин практически завершил это расследование - уже был завершен опрос оставшихся в живых генералов, командовавших частями в западных приграничных округах накануне войны. И это очень сильно встревожило высший генералитет и маршалитет. Особенно того же Жукова. Не случайно же они так резво переметнулись на сторону Хрущёва и чуть позже помогли ему осуществить государственный переворот 26 июня 1953 года.
Смертоносная убойность материалов этого расследования для генералитета и маршалитета была велика. В 1989 году знаменитое издание «Военно-исторический журнал» начал печатать некоторые материалы этого расследования, в частности, результаты проведенного Сталиным опроса генералов - когда они получили предупреждение о нападении Германии. Кстати говоря, все показали, что 18-19 июня, и только генералы Западного Особого военного округа черным по белому написали, что никаких указаний на этот счет не получали, а некоторые и вовсе узнали о войне из речи Молотова. Так вот, едва началась публикация, как тут же редакции «ВИЖ» так дали по рукам, что печатание материалов немедленно было прекращено.
Выходит, что даже тогда эти материалы были опасны для генералитета и маршалитета. Не публикуют их полностью и до сих пор. Следовательно, они по-прежнему представляют угрозу. Впрочем, и для властей тоже, потому как публикация этих материалов в полном объеме вызовет термоядерный взрыв во всей исторической науке, ибо перевернет буквально все и придется на коленях просить прощения перед могилой Сталина за всю клевету и грязь, которые на него обрушили после 5 марта 1953 года.
Результаты деятельности на поприще игры в поддавки с Вермахтом Наркома обороны Тимошенко, Начальника Генштаба Жукова, Командующего ЗапОВО Павлова впечатляют. На ШЕСТОЙ день войны сдан Минск, уничтожена почти вся наша фронтовая авиация, связи нет, Западный Фронт отходит в безпорядке, местами бежит, бросая оружие и технику…
На фоне такого военного поражения заговорщики надеялись убрать товарища Сталина, как наиболее опасного врага, а потом, получив от Шикельгрубера свои серебряники, прозябать в синекуре функционеров третьего рейха в порабощённой России. Власов явился наиболее характерным воплощением их мечты, сбывшейся, правда, только в девяностых годах прошлого века во времена меченого дьяволом ставропольского мерзавца (имени его не хочу ставить в эту книжку).
Сталин уже утром 22 июня, судя по всему, заподозрил неладное именно на Западном Фронте, потому, что в 7 часов утра он звонил первому секретарю ЦК КП (б) Белоруссии Пантелеймону Кондратьевичу Пономаренко и заявил ему, что поскольку получаемая от военных информация его не удовлетворяет, потребовал от него начать сбор сведений о положении противника через местные партийные органы. (В сб. Великая Отечественная катастрофа. 1941 год. Причины трагедии. М., 2007, с. 174-175.)
Жуков, как начальник Генерального Штаба отвечал за связь, за получение этой самой информации, которую Сталин вынужден был искать через Пономаренко. Известие о взятии немцами Минска Сталин получил из сообщения английского радио, а не от Жукова и Тимошенко из Наркомата обороны. Следовательно, Тимошенко и Жуков намеренно скрывали информацию от руководства страны о ситуации на Западном Фронте. Согласитесь, что сокрытие информации - это уже есть должностное преступление. По свидетельству А.И. Микояна (Микоян А.И. Так было. - М.: Вагриус, 1999, - 612 с.), 29 июня вечером у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, Микоян и Берия. В связи с тяжёлым положением Западного Фронта Сталин позвонил в Наркомат обороны Тимошенко, но тот ничего путного о положении на Западном направлении сказать не смог. Встревоженный таким ходом дела, Сталин предложил всем поехать в Наркомат обороны и на месте разобраться с обстановкой. В Наркомате Сталин держался очень спокойно, спрашивал, где командование Западным Особым военным округом, какая имеется связь. Жуков докладывал, что связь потеряна и за весь день восстановить ее не могли. Затем Сталин спрашивал о том, почему допустили прорыв немцев, какие меры приняты к налаживанию связи и так далее. Жуков ответил, какие меры приняты, сказал, что послали людей, но сколько времени потребуется для установления связи, никто не знает. Около получаса говорили довольно спокойно, но выяснив всё его интересовавшее, Сталин подвёл итог: что за Генеральный штаб, что за начальник Штаба, который так растерялся, что не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует, раз нет связи, Штаб безсилен руководить. Трепещущий от липкого смертельного страха разоблачения своих грязных дел Жуков выбежал в другую комнату и, по словам Микояна, «буквально разрыдался». Из посещения Наркомата обороны Сталину стало ясно, что Тимошенко и Жуков подмяли всех под себя, отказываясь предоставлять какую-либо правдивую информацию о событиях на Западном Фронте.
Андрей Иванович Ерёменко так отзывался о Жукове (Военный дневник // (ВИЖ). 1994. № 5. С. 19-20 / Запись от 19 января 1943 года): «Жуков, этот узурпатор и грубиян, относился ко мне очень плохо, просто не по-человечески. Он всех топтал на своем пути, но мне доставалось больше других. Не мог мне простить, что я нет-нет, да и скажу о его недостатках в ЦК или Верховному Главнокомандующему. Я обязан был это сделать, как командующий войсками, отвечающий за порученный участок работы, и как коммунист. Мне от Жукова за это попадало. Я с товарищем Жуковым уже работал, знаю его как облупленного. Это человек страшный и недалекий. Высшей марки карьерист… Следует сказать, что жуковское оперативное искусство - это превосходство в силах в 5- 6 раз, иначе он не будет браться за дело, он не умеет воевать не количеством, и на крови строит себе карьеру…
Мы знаем, что Жуков приезжал под Сталинград (в Сталинграде он не был, там стреляли) и сидел с Маленковым в отрытом для них блиндаже в 30 км севернее Сталинграда и оттуда пытался нам помогать. Он хотел помочь нам, он имел прямые указания от Сталина, но у него ничего не вышло, а то единственное решение, которое он принял, принесло большой вред. Он завернул к себе все резервы, которые шли в Сталинград, это нам стоило очень дорого, мы из-за этого отдали врагу Тракторный завод.»
Командующий ЗапОВО Д.Г. Павлов и его подельники, саботируя Директивы НКО и ГШ о приведении в повышенную боевую готовность войск округа после 10 июня продолжали заниматься ослаблением готовности войск. Это выразилось в отсутствии горючего в округе, размещении авиации на самой границе, удержании в Бресте трех дивизий и ещё нескольких частей, которые, согласно «Планов обороны» округа, и тем более после Директив и приказов Москвы от 11–18 июня, должны были уйти из города и занять оборону вокруг него. Именно ослаблением готовности войск занимался Павлов, устраивая «плановые показательные» учения на артполигоне под Брестом 22 июня, располагая там бронетехнику брестских дивизий, как на выставке.
Ослаблением боевой готовности является отмена 21 июня приказа ГШ о приведении авиачастей в боевую готовность с 20 июня. Ослаблением мобготовности является и то, что Павлов после получения Директив НКО и ГШ от 11–18 июня не вернул в части артиллерию округа с приграничных полигонов, а зенитная осталась под Минском (в 500 км от границы). Более того, Павлов отправлял артиллерию округа на «стрельбы» в том числе и после 15 июня – рапорт начальника контрразведки 10-й армии уже неоднократно приводился: «…по распоряжению штаба округа с 15 июня все артиллерийские полки дивизий, корпусов и артполки РГК были собраны в лагеря в двух местах: Червонный Бор (между Ломжей и Замбровом) – 22 полка 10-й армии и в Обуз-Лесном – артполки тыловых дивизий армии и других частей округа…».
Самая важная фраза в обвинительном заключении изменника: «Павлов… не готовил к военным действиям вверенный ему командный состав, ослабляя мобилизационную готовность войск округа…». Для командира его уровня «ослабление мобилизационной готовности войск» и есть самое большое преступление, его вполне достаточно для расстрела. Важно также, что «ослабления мобилизационной готовности» вполне достаточно, чтобы напавший враг смог беспрепятственно разгромить обороняющихся.
Генерал-лейтенант С.Ф. Долгушин (Как и почему погибла авиация 11 САД под Гродно):
«Впрочем, многое и до этого дня делалось, будто по заказу (немцев): - начат ремонт базового аэродрома в г. Лида, - не были подготовлены запасные площадки…, - было уменьшено число мотористов и оружейников до одного на звено. Мало того, что Тимошенко в декабре 1940 г. перевел нас на положение как солдат, так еще и сняли с самолёта оружейника и моториста!
Перед самым нападением, днем 21 июня в полку побывал командующий ЗапОВО Д.Г. Павлов и командующий ВВС ЗапОВО И.И. Копец. Я лично докладывал данные разведывательного полета к границе, возле которой находился немецкий аэродром, на котором вместо 30 (примерно) самолетов Ме-110, насчитал до 200-т боевых самолетов различных типов.
Закончили мы полёты примерно в 18 часов 21 июня. Часов в 19 нас разоружили – поступила команда: «СНЯТЬ С САМОЛЕТОВ оружие и боеприпасы» Мы все думаем: зачем же?! За ужином мы обменивались мнениями – все были до того возмущённые злые: как это так – сначала мы вылетали на перехват имея всё оружие лишь на одну перезарядку, а дальше – в такое тревожное и какое-то неприятное время, у нас вообще отняли оружие, у истребителей! И мы спросили: «Почему сняли оружие?! Кто такой идиотский приказ издал?!»
Я даже к командиру полка Емельяненко обратился. А он разъяснил командирам эскадрилий: «Приказ командующего» (ЗапОВО Д.Г.Павлова).
Оружие сняли, а в 2.30 раздается сигнал – тревога... И в момент налета немецкой авиации летчики вместо «сокращенных» Тимошенко оружейников занимались установкой пушек и пулеметов на истребители.»
Понимал ли Павлов, за что его судят? Конечно, вполне понимал и отдавал себе отчет в том, что он сделал: «благодаря своей бездеятельности я совершил преступления, которые привели к поражению Западного фронта и большим потерям в людях и материальной части, а также и к прорыву фронта, чем поставил под угрозу дальнейшее развертывание войны».
Как было сказано в одном из вопросов в первом же протоколе – «Если основные части округа к военным действиям были подготовлены, распоряжение о выступлении вы получили вовремя, значит, глубокий прорыв немецких войск на советскую территорию можно отнести лишь на счет ваших преступных действий как командующего фронтом»…
Павлова пытались «отмазать», хотя вопрос об отстранении Павлова был поднят по некоторым данным уже 25-26 июня! Вот что пишет историк А. Мартиросян в своей книге «22 июня: Блицкриг предательства» (М., 2012 г.):
«Ворошилов, который в начале войны по указанию Сталина прибыл на Западный фронт, чтобы отстранить Павлова от должности и под охраной отправить в Москву, вместо того, чтобы уже 27 июня исполнить это указание, пустился в неуместные рассуждения о том, что-де не надо арестовывать Павлова. И даже накатал телеграмму в адрес Сталина, в которой предлагал всего лишь отстранить Павлова от командования фронтом и назначить его командиром танковой группы, сформированной из отходящих частей в районе Гомель-Рогачев. (Сыромятников Б. Трагедия СМЕРШа. Откровения офицера-контрразведчика. М., 2009, с. 209.)
К концу июня 1941 года Сталину стало ясно, что Западный Фронт неуправляемо бежит, и надо срочно переламывать ход событий. 30 июня был образован ГКО, который возглавил Сталин. Прямо на первом же его заседании было принято решение об отстранении Павлова от командования Западным Фронтом, замене его генерал-лейтенантом А.И Еременко. Генерал был на примете у вождя после штабных игр на картах в Генеральном Штабе, проводившихся в начале сороковых. Андрея Ивановича срочно вызвали аж с Дальнего Востока, хотя выбор генералов в европейской части страны у Сталина был достаточно широкий, но решение было принято в пользу Андрея Ивановича.
1-го июля в 11 ч. 05 мин. из штаба Западного Фронта в Москву была отправлена телеграмма следующего содержания: «Наркому обороны маршалу Тимошенко. Командование войсками Западного фронта сдал генерал-лейтенанту А.И.Еременко 1 июля 1941 г. Д. Павлов. В командование войсками Западного фронта вступил 1 июля. А.Еременко». (ЦА МО РФ. Ф. 226. Оп. 2133. Д. 1. Л. 14.)
Вот как Андрей Иванович сам повествует об этом тяжелейшем времени:
«28 июня прямо с аэродрома я явился в Наркомат обороны к маршалу С. К. Тимошенко.
- Ждем вас, - сказал он и сразу же приступил к делу.
Из краткого сообщения наркома об обстановке я понял, что положение на фронтах еще более серьезно, чем мне представлялось. Причины наших неудач нарком связывал главным образом с тем, что командование приграничных округов не оказалось на высоте положения. В этом была, конечно, известная доля правды.
Когда С. К. Тимошенко кратко охарактеризовал обстановку и показал на карте, какую территорию мы уже потеряли, я буквально не поверил своим глазам.
Нарком отрицательно охарактеризовал деятельность командующего Западным фронтом генерала армии Д. Г. Павлова и выразил сильное беспокойство за судьбу войск этого фронта.
- Вот, товарищ Еременко, - сказал он мне в заключение, - картина вам теперь ясна.
- Да, печальная картина, - ответил я
После некоторой паузы Тимошенко продолжал:
- Генерал армии Павлов и начальник штаба фронта отстранены от занимаемой должности. Решением правительства вы назначены командующим Западным фронтом, начальником штаба фронта - генерал-лейтенант Г К Маландин. Немедленно выезжайте оба на фронт.
- Какова задача фронта? - спросил я.
- Остановить наступление противника, - ответил нарком.
Тут же С. К. Тимошенко вручил мне предписание о назначении меня командующим Западным фронтом, и в ночь на 29 июня я вместе с Маландиным выехал под Могилев.
На командный пункт Западного фронта, находившийся в лесу недалеко от Могилева, мы приехали рано утром. Командующий в это время завтракал в небольшой, отдельно стоящей палатке. Я зашел в палатку, а генерал Маландин пошел искать начальника штаба фронта. Генерал Павлов приветствовал меня по своему обыкновению довольно шумно, забросав множеством вопросов и восклицаний:
- Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами к нам вас занесло? Надолго ли?
Вместо ответа я протянул ему предписание. Пробежав глазами документ, Павлов, не скрывая недоумения и беспокойства, спросил:
- А меня куда же?
- Нарком приказал ехать в Москву, - ответил я.
Павлов пригласил меня к столу.
Я отказался от завтрака и сказал ему:
- Нам нужно поскорее разобраться в обстановке на фронте, выяснить состояние наших войск, осмыслить намерения противника.
Павлов после непродолжительной паузы заговорил:
- Что можно сказать о создавшейся обстановке? Ошеломляющие удары противника застигли наши войска врасплох. Мы не были подготовлены к бою, жили по-мирному, учились в лагерях и на полигонах, поэтому понесли большие потери, в первую очередь в авиации, артиллерии, танках, да и в живой силе. Враг глубоко вторгся на нашу территорию, заняты Бобруйск, Минск.
Павлов ссылался также на позднее получение директивы о приведении войск в боевую готовность.
К. Е. Ворошилов сказал мне:
- Дела очень плохи, сплошного фронта пока нет. Имеются отдельные очаги, в которых наши части стойко отражают яростные атаки превосходящих сил врага. Связь с ними у штаба фронта слабая. Павлов плохо руководит войсками. Нужно немедленно подтягивать резервы и вторые эшелоны, чтобы закрыть образовавшиеся бреши и задержать наступление противника, по-настоящему организовать управление войсками.
Борис Михайлович Шапошников был более конкретен, он указал мне, на какие направления необходимо безотлагательно бросить резервы.
После этого разговора я имел беседу и с членом Военного совета фронта секретарем ЦК КП Белоруссии П. К. Пономаренко, который, как и маршалы, дал отрицательную оценку управления войсками со стороны штаба и командования фронта.
В течение всего первого дня командования войсками фронта я изучал по документам свои войска, изучал противника, отдавал отдельные распоряжения, советовался с начальником штаба фронта и с другими офицерами и генералами штаба фронта. Меня ни на минуту не оставляла мысль о том, что нужно взять в руки нарушенное управление войсками и заставить их драться не разрозненно, а организованно по определенному замыслу, во взаимодействии всех родов войск. Я совершенно ясно понимал, что только войска организованные, связанные единой идеей боя, могут остановить продвижение противника, преградить ему путь к нашей столице, нанести ему поражение.
В результате десятидневных боев в районе Могилева и пятидневных в районе Борисова врагу был нанесен немалый урон в живой силе и технике. Эти бои явились началом организованных действий наших войск на западном направлении.»
Занималось грандиозное Смоленское сражение, где в оборонительных боях легла почти половина довоенной Красной Армии. Через полтора месяца встречных жарких боёв Командующий Брянским Фронтом был ранен. Сталин в очень сложной обстановке нашёл возможность и время лично приехать в больничную палату Андрея Ивановича. После госпиталя генерал получил в командование 4-ю Ударную армию Северо-Западного Фронта. Блестящий зимний Торопецкий Удар Ерёменко впоследствии вошёл в академический учебник Бундесвера. Зимой 1942 года Андрей Иванович отрезал кратчайшие пути снабжения группе армий «Центр», которая после поражения под Москвой отскочила во Ржев, оставаясь кинжалом, направленным в сердце русской столицы. 23 дня Ерёменко командовал наступающей армией с носилок, получив тяжёлое ранение в самом начале Торопецко-Холмской операции. Он был доставлен в госпиталь только после длительной потери сознания. Пока же Андрей Иванович мог командовать, на все предложения отправиться на лечение отвечал отказом, отчётливо понимая, что наступление в той обстановке может легко захлебнуться, достаточно одного неверного шага. Трагичный пример разгрома Брянского Фронта после того, как генерал был ранен и эвакуирован в тыл, ярко горел кровавым пятном в памяти Ерёменко, давая силы оставаться во главе 4-й Ударной армии, ведущей непрерывные встречные бои.
Весной и летом 1942 года, когда Ерёменко лечился после тяжёлого зимнего ранения, Тимошенко и Перлмуттер устроили второй в эту войну разгром Красной Армии под Харьковом, в районе Барвенковского выступа. 300 тысяч потеряли. Фронт побежал аж до Волги…
Сталин вызвал Андрея Ивановича 2 августа. Начиналась Сталинградская эпопея. Второй раз за время войны Ерёменко пришлось останавливать бегущий дезорганизованный заговорщиками фронт. Собирать подразделения, налаживать управление, подготовлять и проводить контрудары. Ерёменко - единственный из военноначальников справился с такой задачей дважды. Потом он стал командующим сразу двумя фронтами, что было во время войны просто уникально.
Наступление немцев на Сталинград продолжалось. Но в самом городе командующий VI полевой армии фельдмаршал Паулюс неожиданно натолкнулся на весьма грамотно построенную оборону и чрезвычайно эффективно действующие из заволжских степей артиллерийские кулаки, нейтрализовать которые Люфтваффе не смогло, благодаря их высокой подвижности и отличной маскировке. В результате немцы плотно завязли в городских боях, продвижение их сил за Волгу так и не состоялось.
Поздняя осень Сталинграда 1942 года. Тяжело нависшее над Волгой ноябрьское небо, полное вражеских самолётов, несущих в своём чреве тонны смертельного груза. По реке идёт «сало» - мелкий битый лёд. Маленьким трудягам – бронекатерам всё тяжелее пробиваться к сражающемуся городу, подвозя подкрепления и боеприпасы. Многие судёнышки уже навсегда успокоились на волжском дне. Огонь Великой Битвы пылал над речными волнами, почти не угасая. На правом берегу противник нажимал, увеличивая мощь своих атак. В жестоких встречных боях таяли силы защитников города, всё меньше становились наши правобережные плацдармы.
В эти ноябрьские дни в штабе Фронта появился необычный гость. Облачения священнослужителя русской православной церкви резко контрастировали с мундирами офицеров штаба. Это был первый помощник и правая рука местоблюстителя Патриаршего Престола Сергия Старгородского – митрополит Николай Ярушевич.
Воины сражающегося Сталинграда получали всемерную помощь. Но кроме снарядов, мин и танков требовалось главное – Божья Помощь, без которой, как известно, победы не будет.
Командующий Фронтом – генерал – полковник Ерёменко тепло принял митрополита Николая. Рассказал о тяжёлых боях в городе, о том, что в подвале одной из разрушенных церквей чудом оставшийся в живых батюшка служит уже 12 дней непрерывный молебен о даровании победы русскому оружию.
Отец Николай сказал, что имеет поручение от товарища Сталина – доставить на сражающийся правый берег Волги святыню – Казанскую икону Божьей Матери и отслужить перед нею молебен.
Андрей Иванович нахмурился и хранил молчание.
Тогда митрополит Николай стал рассказывать, как эта святыня была направлена в Сталинград. Сразу после начала войны митрополит гор Ливанских Илия Карам, обезпокоенный судьбой России, спустился в подземелье одного из храмов. И там, через несколько суток безпрестанной усердной молитвы, ему явилась в огненном столпе Пресвятая Богородица. Она поведала подвижнику, как спасти Россию от дьявольского нашествия двунадесяти языков.
Илия в точности передал её слова в Россию своим друзьям, которые ознакомили с ними товарища Сталина.
Выполняя волю всевышнего, Казанская Богородичная икона была направлена сначала в Ленинград, а теперь прибыла на берега Волги.
Отец Николай сделал паузу. Молчал и Андрей Иванович. Он, как никто другой, осознавал опасность переправы через Волгу, забитую «салом». И без того небыстрый бронекатер в ледяном крошеве превращается в удобную мишень. Вражеская артиллерия без труда пустит ко дну хрупкую скорлупку…
Как бы читая его мысли, отец Николай проговорил:
- Порт – Артур сдали, когда промасоненные генералы не допустили на землю крепости Порт – Артурскую Богородичную икону, направленную туда Царём. Та же история только с Песчанской иконой произошла в германскую войну 14 года. Повторять ошибок недавнего прошлого не стоит. Бог не без милости. Прорвёмся.
Перед глазами Андрея Ивановича встали картины его боевой юности, опалённые огнём Великой войны. Штыковые атаки, ранение, потом смута, позор Брестского мира, великое собирание земель русских, освободительный поход в западные области Малой и Белой Руси…
Андрей Иванович решительно встал, подошёл к полевому телефону. На проводе был командир отряда бронекатеров. Андрей Иванович отдал приказ готовить ночной прорыв парой на участке напротив разрушенной мельницы.
Позвонил он и командующему артиллерией, что бы тот организовал контрбатарейную артподготовку на время речного прорыва.
А отец Николай уединился в одном из помещений штаба, вознося молитвы перед доверенной ему святыней.
День клонился к вечеру. Андрей Иванович получил доклады о готовности сил прорыва и артиллерийской поддержки. Сумерки быстро доедали короткий ноябрьский свет. Сталинград горел, отбрасывая багровое зарево на полусотню вёрст в округе. Артиллерийские расчёты уже поднесли к орудиям снаряды, командиры проверяли прицелы и сверяли квадраты по карте «Дон». Моторы бронекатеров были прогреты и работали на малых оборотах в ожидании пассажиров.
«Сало» шло по чёрным волнам в красноватых отблесках непрерывного пожара. Казалось, что это вскрыта израненная плоть великой русской реки.
Митрополит Николай и Андрей Иванович Ерёменко прибыли на стоянку бронекатеров, соблюдая предосторожности маскировки. Командующий Фронтом принял доклад командира отряда речных судов. Ещё раз оглядел правый берег, сверкавший вспышками выстрелов, и сказал:
- С Богом, отец Николай!
Священник легко, почти невесомо, прошёл по сходне на бронекатер, неся в руках драгоценную святыню.
Кораблик отвалил от берега, развернулся, раздвигая бортами тяжёлое «сало». И вот дан полный ход. Дизеля, надрывая коленвалы, вышли на предельные обороты. На корме отчаянно трепетал флаг Военно Морского Флота, почти касаясь пенного буруна, переходящего в льдистый кильватерный след. Пара катеров устремилась к правому берегу, навстречу огню и ливню свинца. Скоро осколки и пули дробно застучали по броне боевой рубки. С верхней палубы грозно и методично бил по берегу спаренный ДШК. Белые деревья разрывов встали возле бортов, обрушиваясь ледяными водопадами на низкие палубы. Прожектора противника пытались взять кораблики в свои холодные пронизывающие лучи. Но вовремя заговорила фронтовая артиллерия, затыкая батареи противника и гася его прожекторные посты.
Отец Николай стоял в боевой рубке головного катера с молитвой на устах. Катер пробивался сквозь плотный заградительный огонь. Левый триплекс иллюминатора бокового обзора вдруг пошёл сетью снежно-белых трещинок, сквозь которые ясно проглядывали тёмные кружочки застрявших крупнокалиберных пуль. Кораблик накренился на правый борт, резко снизив скорость. Командир катера маневрировал, сбивая пристрелку вражеских пулемётов. Резкий разворот, стоп, полный ход к спасительным обрывам, нависшим над волжской водой.
Фронтовая артиллерия била во - всю уже по самому берегу, подавляя вражеские пулемётные гнёзда. Их огонь заметно ослаб, а вскоре прекратился. Над немецкими позициями стояла сплошная стена разрывов. Двести стволов русских пушек смешивали с землёй незваных гостей. Немец почти не отвечал, истошно вопя по радио о помощи Люфтваффе.
И вот нос головного катера уткнулся в прибрежный песок. Отец Николай сошёл на истерзанную землю правого берега. Катера тотчас отошли назад, взяв раненых и донесения в штаб Фронта.
Люди в наших траншеях хотя и были предупреждены о визите священника, но поверили в это только увидев сходящего на берег отца Николая в развивающихся облачениях.
Он творил молитву перед иконой Казанской Богоматери всё время перехода. Праздничное облачение священника сверкало золотым шитьём, солдаты с удивлением и трепетом провожали взглядом человека, нёсшего святыню Русского Православия в самое пекло Сталинградского сражения.
Несколько офицеров сопровождали отца Николая, проведя его по ходам сообщения к стенам разрушенной мельницы. Там, под защитой толстых стен, были собраны на молебен защитники города.
Богородичную икону установили на два снарядных ящика – своеобразный Сталинградский Алтарь образца начала ноября 1942 года. Отец Николай приступил к молебну без промедления.
Величественно и мощно лились древние молитвы над непокрытыми головами советских воинов, насмерть стоявших среди руин Великого Города, несшего в своём названии имя Русского Мессии, поднявшего Родину из пепла и кровавой смуты. В далёком восемнадцатом году здесь решилась судьба новой, Советской России, ставшей защитницей и историческим правопреемником Московии – Третьего Рима.
Теперь Божий перст опять указал на крутые волжские откосы, наметив точку поворота в праведной битве Православного Света с сатанинской оккультной тьмой, покорившей почти всю планету. Свет новой зари пробивался сквозь облака дыма, вставая из-за Волги неотвратимым багровым сиянием. Занимался ещё один день войны, приближая победную поступь русского солдата к улицам немецкой столицы. Наступал тот самый момент истины, Апостольской Истины – Держателем и Хранителем которой издревле была Россия – единственная в мире Держава.
Просто и безхитростно обратился отец Николай к пастве, стоявшей перед ним в серых опалённых страшным огнём шинелях. Скоро на плечах этих воинов засверкают тяжёлым золотом звёзды, оттеняя суровое шитьё широких погон. И новая армия, отбросив масонские треугольники и ромбики, увенчанная символами чести русского воинства понесёт Сталинские победные знамёна почти до Ла – Манша. А в небесной вышине, благословляя на подвиги, её будет сопровождать Пресвятая Богородица, которую ясно увидят немцы над атакующими неприступный Кёнигсберг советскими войсками.
Так в ноябре 1942 года рождалась победная славянская весна, через три года озарившая планету солнечной радостью грядущей мирной жизни.
Андрей Иванович Ерёменко стал не только выдающимся полководцем Великой Отечественной войны, но и её талантливым летописцем. После победы под Сталинградом Ерёменко по настоянию вождя находился на отдыхе в Цхалтубо. Там по свежим впечатлениям родилась поэма «СТАЛИНГРАД».
Ты разглядел ли, мой читатель,
В чернилах кровь глубоких ран? -
Ведь я не купленный писатель,
Я – Сталинградский ветеран.
После этого я подошел ближе к карте, начал излагать план Смоленской операции. Вначале я коротко охарактеризовал операционное направление - Смоленские ворота, а затем дал подробную характеристику позиций противника, их укреплений и дал оценку силам врага, вывел соотношение сил, для чего также подробно охарактеризовал состав наших сил и средств.
После этого, я коротко изложил общий замысел и план операции, который вытекал из поставленной мне задачи.
Смоленская операция проводилась нашим фронтом во взаимодействии с правым флангом Западного фронта, тоже нацеленного на Смоленск. Действия двух фронтов должны были слиться в единый удар.
Я докладывал товарищу Сталину, что основная ведущая идея наступательных операций войск Калининского Фронта состоит в том, чтобы взломать всю оборону противостоявшего нам противника на всю глубину на всем фронте, взломать по частям, последовательно создавая наше превосходство в силах и средствах на избранных направлениях.
Центральное место в моем докладе Верховному Главнокомандующему все же занимала Духовщинско-Смоленская операция. Это и понятно, потому что выполнением Духовщинско-Смоленская операции войска фронта открывали так называемые Смоленские ворота, раскалывали левое крыло фронта ЦГА и получали возможность выхода на широкий оперативный простор, на поля Белоруссии и Прибалтики, откуда открывались пути в Восточную Пруссию. Смоленские ворота должны были стать для нас воротами в Западную Европу.
Докладывая план наших действий, я подробно остановился на каждом этапе операции. Вся операция планировалась в три этапа (подготовительного этапа я не считаю).
Первый этап - артиллерийская подготовка, атака и прорыв оборонительной полосы противника.
Второй этап - развитие прорыва и захват города Духовщины (открыть Смоленские ворота).
Третий этап - выход на рубеж Смоленска, захват Смоленска и поворот левого крыла войск Калининского фронта на запад - на Витебск.
Вот в таком разрезе я докладывал товарищу Сталину план Смоленской операции. При анализе каждого этапа, я детализи¬ровал группировку войск и характеризовал частные задачи на каждом этапе.
Товарищ Сталин внимательно выслушал мой доклад и в ходе изложения доклада задал мне ряд вопросов.
Касаясь вопроса организации прорыва сильной обороны про¬тивника, товарищ Сталин задал мне вопрос.
- Сколько у нас орудий на километр фронта? - спросил он меня.
- Сто шестьдесят, - товарищ Сталин.
- Мало, - сказал он. - Мало, надо не менее 200 орудий на километр фронта. Артиллерия должна сопровождать пехоту огнем от рубежа к рубежу, она должна прокладывать путь пехоте двойным валом, а для этого требуется до двухсот орудий на один километр. Особенно,- продолжал товарищ Сталин, - не должна отставать от пехоты артиллерия сопровождения, она должна шагать вместе с пехотою нога в ногу. Нужно за счет второстепенного направления усилить артиллерийскую плотность.
При обсуждении третьего этапа операций товарищ Сталин обратил мое внимание на то, что я имел недостаточно сил для развития успеха и тут же подошел к столу, на котором стоял телефонный аппарат, поднял трубку и произнес:
- Дайте 2-12, - и сейчас же получил ответ.
Слышимость была замечательной. Я стоял в стороне, но хорошо слышал, как товарищ Штеменко ответил:
- Я слушаю, товарищ Сталин.
- Товарищ Штеменко! прикажите, чтобы 3-й кавкорпус к 10 августа и одну общевойсковую армию к 20 августа перебро¬сили в распоряжение товарища Еременко в район города Белый. Поняли?
- Так точно, понял, товарищ Сталин,- ответил т.Штеменко.
Иосиф Виссарионович положил трубку и продолжал разби¬рать вопросы авиационного обеспечения. Он также нашел, что у меня маловато бомбардировщиков и тут т приказал деть мне несколько вылетов авиационного полка туполевских самолетов-бомбардировщиков Ту-2, которые до этого времени еще нигде не применялись.
В конце моего доклада я попросил у товарища Сталина дополнительно один боекомплект тяжелых снарядов, Товарищ Сталин тут же по телефону отдал приказание тов. Яковлеву отгрузить мне снаряды в первую очередь.
Во время доклада Сталин слегка нервно, но все же размеренно шагал по освещенной августовским солнцем комнате, периодически останавливаясь и замирая, что-то озабоченно вспоминая.
- А кто, товарищ Еременко, отличился в бою у Слободы?
- Слободу полностью заняли позавчера войска 43-ей армии генерала Голубева, 940-го стрелковый полк 262-й стрелковой дивизии.
О НЕДОСТАТКАХ В РАБОТЕ КОМАНДОВАНИЯ 2-ГО ПРИБАЛТИЙСКОГО ФРОНТА
Москва, Кремль
2-й Прибалтийский фронт под командованием генерала армии Попова М. М. за полгода своего существования с 12 октября 1943 года по 12 апреля 1944 года провел 14 армейских и фронтовых операций.
Все проведенные за эти полгода операции, несмотря на превосходство в силах над противником и затрату на них большого количества боеприпасов, существенных результатов не дали и 2-й Прибалтийский фронт задач, поставленных перед ним Ставкой Верховного Главнокомандования, не выполнил.
Операция по преследованию противника, отходившего со Старо-Русского направления, в результате успешного наступления войск соседнего Ленинградского фронта, также была проведена неудовлетворительно. Отход противника своевременно обнаружен не был, соприкосновение с ним было утеряно, преследование велось вяло и медленно, что дало противнику возможность отходить планомерно, вывести свою технику, живую силу и закрепиться на заранее подготовленном рубеже.
Такое положение на 2-м Прибалтийском фронте явилось результатом неудовлетворительного руководства фронтом со стороны командующего фронтом генерала армии Попова и Члена Военного Совета фронта генерал-лейтенанта Булганина.
Генерал армии Попов и генерал-лейтенант Булганин не справились с руководством фронтом.
Командование фронтом, и в первую очередь командующий фронтом генерал армии Попов, не организует тщательной разведки противника. Только этим объясняется неожиданный, для командования 2-м Прибалтийским фронтом, и беспрепятственный уход противника из Старая Русса и Новосокольники.
Командование фронтом не знает степени готовности и возможностей своих войск и вследствие этого неправильно определяет возможные сроки начала операций, что приводит к неоднократным изменениям этих сроков, или же операции начинаются при явной неподготовленности войск.
В работе артиллерии 2-го Прибалтийского фронта имеют место крупнейшие недочеты, аналогичные отмеченным в докладе комиссии по Западному фронту, утвержденном Постановлением ГОКО от 12 апреля 1944 года за № 5606сс.
Командование 2-го Прибалтийского фронта зазналось, критически к своим недостаткам и ошибкам не относится и уроков из этих ошибок не извлекает. Правдиво о положении дел на фронте Ставке Верховного Главнокомандования не докладывало и не докладывает, а своими неправдивыми докладами и постановкой задач войскам, не соответствующих директивам Ставки, по существу, вводит Ставку в заблуждение.
Командование фронтом критики не терпит. Указания представителей Ставки и Генштаба на недостатки в работе командования фронтом встречает в штыки.
Исходя из вышеуказанного Государственный Комитет Обороны ПОСТАНОВЛЯЕТ:
1. Генерала армии Попова М. М. снять с должности командующего 2-м Прибалтийским фронтом, как не справившегося с командованием фронтом, и снизить его в звании до генерал-полковника.
2. Генерал-лейтенанта Булганина отстранить от должности Члена Военного Совета 2-го Прибалтийского фронта как не справившегося со своими обязанностями.
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ ОБОРОНЫ
(РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 1. Д.241 Лл. 108-110,111)
Причины неудач наступательных действий в Прибалтике на первом их этапе раскрыты в книге С.М. Штеменко «Генеральный штаб в годы войны». Штеменко, побывавший с Маршалом Советского Союза Тимошенко в конце марта 1944 г. на 2-м Прибалтийском фронте и наблюдавший удар войск фронта 1 марта 1944 г., пишет, что продолжать наступление в тот момент не было смысла и его временно прекратили, так как враг яростно оборонялся. Нужно было выявить причины неудач и наметить задачи на будущее…
Ерёменко убыл к новому месту службы:
«Было около 2-х часов пополудни, когда мы приехали в Богданово. Машина остановилась около пятистенной колхозной избы, рубленной из добротного сосняка, здесь располагался пункт управления командующего фронтом. Вскоре сюда пришли вызванные дежурным командующий фронтом М.М. Попов и член Военного совета Н.А. Булганин.
Булганин встретил меня холодно. Дело в том, что еще в период моего командования 4-й ударной армией в начале 1942 г., когда Булганин был представителем Ставки ВГК на Западном фронте, мы с ним как-то не поладили.
После обмена обычными приветствиями на вопрос Маркиана Михайловича: «С какими вестями приехали к нам?» – я подал ему решение ГКО. Прочитав документ, он молча передал его Булганину. Стоит ли говорить, как неприятно подействовало содержание этой бумаги на обоих генералов. Начавшийся было разговор наш оборвался. Булганин, не сказав ни слова, быстро вышел из избы.
Не создавая никаких комиссий, подписали акт о том, что я принял, а генерал М.М. Попов сдал войска фронта, вооружение и имущество по состоянию на 20 апреля 1944 г. Одновременно мы подписали соответствующее донесение об этом в Ставку.
Быстрые переносы направлений ударов без скрупулезной маскировки и продуманной дезинформации противника не позволяли осуществить в полной мере замыслы командующего и начальника штаба. Как видно, поначалу генерал Попов и сам полагал, что осуществить наступление, располагая действительно солидными силами, будет нетрудно. Поэтому первая операция не была подготовлена всесторонне. Неудача вызвала обоснованные нарекания со стороны Ставки и затем началась спешка…
Изучая оперативные документы штаба, я установил также, что во фронте не всегда благополучно было с вопросами взаимодействия на поле боя между пехотой, танками и артиллерией, в особых условиях болотисто-лесистой местности.
В целом же в Рижской наступательной операции должны были принять участие три Прибалтийских фронта. Координацию действий 1, 2-го Прибалтийских и 3-го Белорусского фронтов осуществлял Маршал Советского Союза Александр Михайлович Василевский. Общий замысел Ставки предусматривал отсечение прибалтийской группировки вражеских войск от остальных сил врага путем выхода наших войск к побережью Рижского залива; одновременное нанесение мощных ударов на ряде участков обороны группы армий «Север» имело целью расчленение ее сил и уничтожение их по частям.
Исходя из общего замысла Ставки, каждому командующему фронтом были поставлены конкретные задачи с учетом действий его соседей. 2-й Прибалтийский фронт первоначально получил задачу во взаимодействии с 1-м Прибалтийским фронтом разгромить группировку войск противника севернее р. Даугава и овладеть г. Рига. Главный удар фронт должен был наносить силами 42-й и 3-й ударной армий в направлении Нитауре, Рига с ближайшей задачей к 14 сентября выйти на рубеж Нитауре, Мадлиена, Скривери (глубина 25–30 км). В дальнейшем фронту надлежало развивать наступление на Ригу.
Перед 1-м Прибалтийским фронтом стояла задача во взаимодействии с нашим фронтом разгромить противника южнее р. Западная Двина, выйти к реке и побережью Рижского залива западнее Риги и не допустить отхода армий «Север» в сторону Восточной Пруссии.
Противник продолжал возводить укрепления и усиливать группировку своих войск в Прибалтике.
3 сентября я провел совещание с высшим командным составом фронта, на котором ознакомил его с новой директивой Ставки, изложил свое предварительное решение и дал командирам и начальникам фронтовых управлений и служб указания по подготовке к операции. Суть предварительного решения сводилась к тому, что главный удар в этой операции должны были нанести 3-я ударная и 42-я армии.
1-й Прибалтийский фронт (командующий генерал армии И.X. Баграмян) согласно директиве Ставки Верховного Главнокомандования от 29 августа 1944 г. должен был нанести удар из района Бауски вдоль левого берега р. Даугава в общем направлении Иецавы, Риги с задачей разгромить войска противника, действовавшие южнее р. Даугава (16-я немецкая армия), и выйти на р. Даугава и побережье Рижского залива в районе Риги, не допустив отхода войск группы армий «Север» в сторону Восточной Пруссии. Ближайшая задача войск ударной группировки 1-го Прибалтийского фронта заключалась в овладении к исходу шестого дня операции рубежом Вецмуйжа, Иецава, дальнейшая – в развитии наступления к устью р. Даугава.
В результате Режицко-Двинской и Лубанско-Мадонской наступательных операций была освобождена восточная часть Советской Латвии.
Директивой Ставки Верховного Главнокомандования от 29 августа 1944 г. фронту была поставлена задача по подготовке и проведению Рижской наступательной операции.
В соответствии с планом 14 сентября 1944 г. все три Прибалтийских фронта одновременно перешли в наступление.
Наша надежда на внезапность не оправдалась. Противник сделал все для того, чтобы не допустить быстрого прорыва на кратчайшем пути, ведущем к Риге. К исходу девятого дня операции общая глубина вклинения в оборонительный рубеж «Цесис» на направлении главного удара 2-го Прибалтийского фронта достигла 16 км. В полосе же правого соседа – 3-го Прибалтийского фронта – противник начал общее отступление, и войска генерала армии И.И. Масленникова утратили соприкосновение с главными силами противостоявшей им группировки. В полосе нашего фронта вражеские войска продолжали вести бои весьма крупными силами, стремясь последовательно и организованно отходить с одного рубежа на другой.
Нужно прямо сказать, что наступление развивалось медленно. Причиной этому был не только характер местности, но и необычайное упорство противника.
Кроме того, в районе 1-го Прибалтийского фронта Шёрнер принял решение нанести контрудар. Немецкое командование стремилось любой ценой удержать как можно дольше в своих руках Ригу и район, прилегающий к ней, забыв о своих флангах. Характерно, что на мемельском направлении перед 1-м Прибалтийском фронтом на протяжении 120 км имелись всего две пехотные дивизии, несколько отдельных частей и небольшая танковая группа, а перед Ленинградским фронтом на островах Эзель и Даго оборонялась только одна пехотная дивизия немцев. Гитлеровцы, видимо, считали, что советское командование сосредоточит основные усилия исключительно на рижском направлении. Действительное развитие событий опрокинуло расчеты немецких генералов.
Ставка приказала командующему 1-м Прибалтийским фронтом генералу армии И.X. Баграмяну быстро перегруппировать свои войска на левый фланг и, нанеся удар в направлении Мемель, выйти на побережье Балтийского моря и отрезать прибалтийскую группировку немцев от Восточной Пруссии.
Перед 2-м Прибалтийским фронтом стояла задача, не останавливая наступления на Ригу, перевести 22 и 3-ю ударную армии на левый берег р. Даугавы, сменить 51 и 4-ю ударную армии 1-го Прибалтийского фронта и подготовиться к наступлению вдоль левого берега р. Даугавы на Ригу и Тукумс.
Наступление развивалось успешно. Противник перешел к методу подвижной обороны, его войска отходили от одного подготовленного рубежа к другому, приближаясь к северным и северо-восточным окраинам Риги. Наличие ряда хорошо подготовленных оборонительных рубежей в тылу позволяло гитлеровцам время от времени сдерживать темп нашего продвижения.
13 октября гитлеровцы, стремясь вывести из Риги войска и военное имущество, продолжали упорно оборонять подступы к южным окраинам города. Они опирались при этом на заранее подготовленный укрепленный городской обвод. Хорошо продуманная система огня, наличие танков и самоходных установок, а также частые контратаки затрудняли продвижение войск 10-й гвардейской армии, перед которыми стояла задача овладеть южной частью Риги.
К 23 часам 12 октября войска 3-го Прибалтийского фронта очистили от противника большой лесопарк (Межапарк) и вступили в северо-восточную часть города. Утром 13 октября правобережная часть Риги была освобождена. Поэтому 13 октября в Москве состоялся артиллерийский салют в честь освобождения Риги.
1 марта 1945 г. я покинул Прибалтику и выехал по вызову в Москву в связи с предстоящим назначением на другой фронт – на какой именно, я не знал.
Москва все еще казалась строгой и по-военному суровой, но все же в ней чувствовалось больше приветливости и оживления, чем в прежние мои посещения. Особую красоту столице придавали салюты, возвещавшие о новых победах наших войск на фронтах войны.
Теперь салюты гремели каждый вечер, а иногда и дважды. Вот и сегодня, в день нашего приезда, мощные репродукторы разнесли торжественные слова приказа Верховного Главнокомандующего о новых победах нашей Красной Армии. До этого мало кому известные населенные пункты, находившиеся где-то далеко на западе, за пределами нашей Родины. Сердце наполнялось гордостью за страну и за наш народ, мужественно вынесший тяготы первых лет войны, твердо и неуклонно идущий к полной победе. Лица людей, высыпавших на улицы, чтобы увидеть красочный фейерверк салютов, сияли радостью. Чувство уверенности в близкой победе невидимыми нитями передавалось по всей стране и касалось сердца каждого солдата на фронте и труженика на заводах и полях в самых отдаленных уголках страны. Оказываясь в тылу, и я каждый раз с волнением слушал звуки торжественной музыки салютов, хотя и не терпелось вновь попасть туда, где рождались они.
По приезде в Москву я остался жить в вагоне на Ржевском (ныне Рижском) вокзале, так как был уверен, что новое назначение получу скоро.
6 марта я был вызван в Кремль. В этот день председатель Президиума Верховного Совета Союза ССР Михаил Иванович Калинин вручил мне медаль «Золотая Звезда», орден Ленина и Грамоту о присвоении звания Героя Советского Союза, а также ордена Ленина и Красного Знамени за долголетнюю и безупречную службу в Красной Армии.
21 марта Верховный Главнокомандующий принял меня в Кремле и объявил о назначении командующим 4-м Украинским фронтом. Это было мое десятое по счету назначение за период Великой Отечественной войны.»
Случилось такое назначение Андрея Ивановича в связи с тем, что уже знакомый нам генерал Петров, командуя 4-м Украинским фронтом был снят с формулировкой провала наступления на Моравску Остраву и обман Ставки. Вот что пишет об этом К. С. Москаленко:
«Встретив Петрова вместе с членом Военного совета А. А. Епишевым и командующим артиллерией армии полковником Н. А. Смирновым, я доложил, что войска готовы к наступлению, но условия погоды не позволяют начать артиллерийскую подготовку. Она не принесет ожидаемых результатов, говорил я, так как огонь можно вести лишь по площадям, а не по целям. В заключение изложил просьбу: позвонить Верховному Главнокомандующему и попросить перенести срок наступления.
И. Е. Петров не согласился.
– Сроки утверждены Ставкой, они окончательные, – ответил он. – Просить о переносе времени наступления не буду.
После этого он позвонил командующему 1-й гвардейской армией генерал-полковнику А. А. Гречко, который после доклада о готовности войск к наступлению подчеркнул нецелесообразность начинать артиллерийскую подготовку в сложившихся условиях. Прислушиваясь к разговору, я с теплым чувством подумал об Андрее Антоновиче Гречко: и ему опыт подсказывал необходимость отсрочки наступления, так что вдвоем нам, быть может, удастся убедить в этом И. Е. Петрова. К сожалению, командующий фронтом отклонил и просьбу А. А. Гречко.»
После провала наступления и объяснения со Ставкой Петров получил следующую телеграмму:
«Лично Петрову и Мехлису.
Ставка Верховного Главнокомандования считает объяснения генерала армии Петрова от 17.3.1945 г. неубедительными и указывает:
1. Командующий фронтом генерал армии Петров, установив неполную готовность войск фронта к наступлению, обязан был доложить об этом Ставке и просить дополнительное время на подготовку, в чем Ставка не отказала бы. Но генерал армии Петров не позаботился об этом или побоялся доложить прямо о неготовности войск. Член Военного совета фронта генерал-полковник Мехлис сообщил в ЦК ВКП(б) о недочетах в подготовке и организации наступления только после срыва операции, вместо того, чтобы, зная о неполной готовности войск, своевременно предупредить об этом Ставку.
2. Командование фронта и армий не сумело скрыть от противника сосредоточение войск и подготовку к наступлению.
3. Штаб фронта был разбросан, и большая часть его находилась в 130 км от участка наступления.
Проявленное в указанных недочетах неумение подготавливать операцию и определило ее неуспех. Ставка последний раз предупреждает генерала армии Петрова и указывает ему на недочеты в руководстве войсками.
Ставка Верховного Главнокомандования
Сталин
Антонов
17.3.1945 г. 18.30».
Ознакомившись с боевой обстановкой в Чехословакии по материалам, имевшимся в Генеральном штабе, и отличавшимся глубиной анализа, Ерёменко попросил разрешения выехать на фронт немедленно:
«Под вечер проехали станцию Рудня Погаювска. В этих местах 30 лет тому назад в первую мировую войну я впервые участвовал в бою, будучи командиром отделения в звании ефрейтора. В августе 1914 г. получил первое ранение в бою под Львовом. Будто вчера все было. И вновь судьба забросила меня сюда.
В 6 часов 26 марта я вступил в командование 4-м Украинским фронтом и сразу же погрузился в дела.
Изучив обстановку и выслушав мнение Военного совета армии, я пришел к выводу, что решение генерала И.Е. Петрова о наступлении на Моравску Остраву только силами 38-й армии не соответствует сложившейся обстановке.
Поздно вечером я принял общее решение на 27 марта. Смысл его сводился к тому, что 38-я армия продолжала наступление в прежнем направлении, а 1-я гвардейская и 18-я армии, наступая частью сил, главными силами производили перегруппировку и готовились к активным действиям. Это должно было воспрепятствовать переброске войск противника на направление главного удара. Необходимо немедленно добиться перелома.
Моравска Острава – главный пункт, который оборонялся противником на этом направлении, был превращен им в мощный узел сопротивления, но и севернее города по западному берегу р. Одер на десятки километров тянулись полевые укрепления, связанные между собой единой огневой системой и системой всевозможных заграждений.
С востока и северо-востока подходы к Моравской Остраве были прикрыты двумя оборонительными рубежами.
Каждый рубеж представлял собой систему мощных дотов, расположенных в две, а на отдельных направлениях в три и четыре линии с промежутками между дотами от 150 до 700 м. Вторая и последующие линии находились на расстоянии 250–600 м от первой. Доты по качеству постройки и мощи вооружения относились к типу первоклассных сооружений.
По своей конструкции они представляли железобетонные орудийно-пулеметные капониры и пулеметные полукапониры и имели от 2 до 9 амбразур.
Характерной особенностью расположения дотов на местности было отсутствие амбразур в напольной лобовой стенке. Амбразуры располагались по бокам и в тыловой стенке с расчетом на ведение флангового и тыльного огня. При этом из амбразур каждого сооружения можно было полностью просматривать промежутки между двумя соседними дотами и подступы к выходам из них. Расположение дотов было произведено с учетом окружающей местности и давало возможность обстрела всех лощин и высот.
Система дотов на переднем крае и в глубине создавала многослойный артиллерийско-пулеметный огонь и плотно прикрывала подступы к укреплениям. Доты хорошо были замаскированы от наземного и воздушного наблюдения: с напольной стороны стенки засыпались землей, а с тыльной стороны маскировались кустами и маскировочными сетями.
Пятиамбразурные и девятиамбразурные доты – двухэтажные сооружения, имевшие на вооружении по 2 пушки и по 3–7 пулеметов, толщина наружных стен – 1,1–1,2 м, толщина перекрытия – 2,3 м, высота над уровнем земли – 3–4,7 м.
В первые дни наиболее успешно наступление развивалось на смежных флангах 60 и 38-й армий. Уже на третий день наступления левофланговые соединения 60-й армии совместно с 31-м танковым корпусом при поддержке штурмовой авиации вышли к р. Опава в районе Краварже и овладели населенными пунктами Нассидель, Олдржихов, Краварже.
В боях 18 апреля наступающие части 60 и 38-й армий расширили плацдарм на южном берегу р. Опава до 10 км по фронту и овладели несколькими населенными пунктами.
Таким образом, в результате успеха, достигнутого 60 и 38-й армиями, был вбит клин между двумя важными опорными пунктами врага – Моравской Остравой и Опавой. Перерезав железнодорожную линию, соединяющую эти два города, и форсировав р. Опава, мы выходили в тыл гарнизону Моравской Остравы и угрожали с запада сосредоточенным там войскам противника.
Чтобы преодолеть сложную долговременную оборону врага, надо было найти слабые стороны дотов, способы их блокировки и штурма. Эти способы были найдены самими нашими командирами и бойцами.
Дело в том, что все доты были связаны единой огневой системой. Они защищали друг друга. Огонь из дотов сочетался с огнем из окопов и траншей, расположенных перед дотами и вокруг них. Подобраться было к ним очень трудно и огнем артиллерии разрушить почти невозможно. Вместе с тем в этом же заключалась и одна из слабых сторон такой системы обороны. Оказалось, что стоило захватить и уничтожить хотя бы один дот, как стройная огневая система нарушалась, что облегчало подход к другим дотам и уничтожение их.
Оставив в тылу отдельные доты блокированными, пехотинцы и танкисты ворвались в северо-восточное предместье Опавы, очистили его и подошли к р. Опава. Гитлеровцы подготовили мост к взрыву, но наши саперы перерезали шнуры. Это позволило штурмовым группам с вечера 21 апреля завязать бои на правом берегу за город.
Гитлеровцам было приказано сражаться до последнего, на оборону города были брошены наспех сколоченные роты из запасных и тыловых подразделений, а также из разгромленных полков и дивизий. Но удар наших войск был настолько силен, что удержаться врагу не удалось. К 17 час. 22 апреля город Опава был занят нами полностью.
На следующий день по радио был передан приказ Верховного Главнокомандующего о том, что войска 4-го Украинского фронта, продолжая наступление, к исходу 22 апреля на территории Чехословакии штурмом овладели г. Опава – важным узлом дорог и сильным опорным пунктом обороны немцев. В 23 час. 30 мин. столица нашей Родины Москва салютовала войскам 4-го Украинского фронта 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий.
К исходу 29 апреля штурмовые группы, овладев многими дотами, сильно расстроили огневую систему противника. В обороне фашистов с северо-запада была пробита брешь.
Таким образом, к исходу 29 апреля наши войска подошли вплотную к Моравской Остраве. Предстоял штурм города, вернее, сразу нескольких городов, тесно связанных между собой.
К 18 часам Моравска Острава и прилегающие к ней города Витковице, Мариански Горы и другие полностью были в наших руках. Противник потерпел здесь полное поражение. По нашим подсчетам, только за один день 30 апреля противник понес следующие потери (в основном в боях за Моравску Остраву): убитыми – свыше 2500 человек, пленными – 3000 человек, захвачено орудий – 129, минометов – 34, пулеметов – 151, винтовок и автоматов – 3340, грузовых автомашин – 604, в том числе 100 с различным грузом, легковых автомашин – 117, повозок – 335, танков и СУ – 18 и т. д. Кроме того, уничтожено и повреждено: орудий – 57, минометов – 25, пулеметов – 118, автомашин – 251, бронетранспортеров – 2, танков – 15, повозок – 150, винтовок и автоматов – 1800, складов разных – 45.
В честь освобождения важнейшего индустриального центра Чехословакии г. Моравска Острава и прорыва мощной полосы обороны противника был дан салют в Москве двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами, и Верховный Главнокомандующий объявил благодарность всем частям и соединениям, принимавшим участие в этой ответственной операции.
Освобождение Моравской Остравы нашими войсками было значительным этапом на пути к окончательному разгрому фашистской Германии и весьма важным событием для чехословацкого народа. Чехословакии был возвращен один из крупнейших городов – важный промышленный центр.
Вечером 30 апреля 1945 г. на улицах Моравской Остравы было, казалось, столько флагов, сколько жителей в городе. Флаги в каждом окне, в руках у каждого проходящего, их поднимали вверх, ими размахивали мужчины, женщины и дети. Улицы запружены ликующими людьми в праздничных нарядах.
Моравску Остраву мы брали в обход, нанося удар по сильным долговременным укреплениям, хотя была возможность прямым ударом с применением авиации и артиллерии большой мощности взять город без излишних усилий, но это могло бы вызвать большие жертвы и нанести ущерб его промышленности.
Фашистское командование вывезло из города все запасы продовольствия. Ко мне вскоре после того, как я был избран почетным гражданином Остравы, явились члены Народного Выбора и представители пролетариата города с просьбой помочь населению. По распоряжению командования фронта для жителей Остравы было выделено несколько тысяч тонн муки, хотя мы сами в то время имели весьма ограниченные ресурсы продовольствия.
В боях было выведено из строя свыше 70 тыс. солдат и офицеров, 690 орудий, 400 минометов, 370 танков и СУ, 176 самолетов. Захвачено 17 500 пленных, 671 орудие, 444 миномета, 1387 пулеметов, 130 танков и СУ, 800 автомашин, 1100 вагонов и паровозов, много другого оружия, техники и военного имущества.
Было освобождено 16 крупных городов и свыше 600 населенных пунктов.
После капитуляции Берлина, разгрома группы армий «Висла» и еще некоторых наспех сколоченных объединений к началу мая Красной Армии продолжали оказывать организованное и весьма сильное сопротивление три группы войск южного стратегического направления: «Центр», «Австрия» и «Юг». Следует отметить, что силы Красной Армии, которые могли быть немедленно противопоставлены данной группировке, имели лишь незначительное превосходство в личном составе, артиллерии и авиации, а в танках даже уступали противнику. В это время в Праге и непосредственно прилегающих к ней районах началось восстание. 5–6 мая ряд стратегически важных объектов столицы Чехословакии фактически оказался в руках восставших, правда, сорокатысячный германский гарнизон не сложил оружия. Во главе стихийно поднявшихся масс стояли коммунисты. Командование фронтом получило радиограмму от руководителей восстания с просьбой оказать как можно скорее помощь пражанам. Восстание в Праге смешало карты Шёрнера, ибо лишь через столичный узел транспортных магистралей он мог отвести свои войска на запад для капитуляции перед американцами. Над населением Праги, древней столицы братских чешского и словацкого народов, нависла угроза варварского уничтожения со стороны озверевших гитлеровцев. Вечером 5 мая Шёрнер отдал приказ: «Восстание в Праге должно быть подавлено любыми средствами»
Войскам 1-го Украинского фронта было приказано, закончив необходимую перегруппировку, начать стремительное наступление на Прагу. Серьезную задачу предстояло выполнить и 2-му Украинскому фронту, он усиливался одной армией из состава 3-го Украинского фронта и должен был нанести удар на Прагу из района южнее Брно.
Войска 4-го Украинского фронта двигались к столице Чехословакии с востока. Наиболее коротким и сравнительно более удобным путем для них могла служить Оломоуцкая долина, являвшаяся как бы естественными воротами к Праге. Поэтому Шёрнер создал в районе Оломоуца на весьма выгодном для обороны рубеже прочный узел сопротивления.
Для войск 4-го Украинского фронта в ходе наступления на Прагу ближайшей задачей было овладение г. Оломоуц, по существу, последним наиболее важным пунктом на пражском направлении при ударе с востока.
По указанию Ставки и по нашему плану на Оломоуц должен был наноситься удар двух армий в сходящихся направлениях: 60-й армии с севера и 40-й армии 2-го Украинского фронта с юга. После этого планировалось общее наступление на запад на Прагу во взаимодействии с остальными войсками 1-го и 2-го Украинских фронтов, выходившими в этот район с целью отрезать всю группу армий «Центр» и не дать ей возможности отойти в западном направлении.
9 мая кольцо вокруг всей чехословацкой группировки немецких войск, которые отказались сложить оружие, было полностью замкнуто. В последнем для гитлеровцев гигантском «котле» оказалась более чем полумиллионная группировка дезорганизованных, потерявших управление и боеспособность немецких войск. С выходом наших войск к Праге путь на запад войскам группы армий «Центр» оказался отрезанным.
Несмотря на это, в полосе действий 4-го Украинского фронта противник, отказавшись капитулировать и сдаться в плен советским войскам, с боями отходил в западном направлении. На пути своего отступления гитлеровцы взрывали мосты, минировали дороги и подрывали свои орудия, танки, автомашины, самолеты и склады. Все это было безрассудно, но фанатичные фашистские сатрапы не считались ни с чем.
Для преследования противника нами были созданы подвижные группы. Стремительно продвигаясь вперед, они опрокидывали арьергарды противника, разоружали его, захватывали в плен одну за другой фашистские дивизии. Дисциплина и порядок в рядах гитлеровцев заметно падали. Но они еще далеко не утратили боеспособности. Войска фронта устремились к Праге по двум оперативным направлениями, нанося удары по колоннам противника. Танки шли по маршрутам: Опава – Шумберг – Градец Кралове – Прага и Оломоуц – Пардубице – Прага. За танковыми колоннами на автомашинах и бронетранспортерах двигалась пехота.
Стремительными ударами этих подвижных групп по всем направлениям уничтожался противник, который повсюду оставлял свои разбитые, раздавленные и сваленные в кюветы танки, орудия, автомашины, мотоциклы. Дороги заполнялись жителями окрестных сел и городов, с облегчением и радостью возвращавшихся к родному очагу.
В течение 9 и 10 мая войска фронта взяли в плен более 20 тыс. солдат и офицеров из группировки Шёрнера (главным образом 1-й танковой армии), захватили огромные военные трофеи. 10 мая под ударом наших наземных и воздушных сил войска Шёрнера были окончательно дезорганизованы. Потеряв связь и управление, гитлеровцы начали массовую сдачу в плен. К этому времени была освобождена центральная часть Чехии, войска фронта вышли на рубеж Рождяловице, Нимбург, Чески Брод, Кутна-Гора, Хотеборж.
После капитуляции немецких войск с 9 по 13 мая в руки войск фронта попало около 130 тыс. пленных, в том числе два генерала. Были захвачены трофеи, вся боевая техника и военное имущество Германии, находившееся в этой части Чехословакии: самолетов – 219, орудий – 1354, танков, САУ и бронетранспортеров – 298, минометов – 510, пулеметов – 2782, винтовок и автоматов – 43 500, автомашин и тягачей – 10 172, лошадей – 7900 и т. д.
Действия 4-го Украинского фронта в последние недели войны характеризовались упорными кровопролитными боями в сложных условиях местности, благоприятствовавшей врагу в организации обороны.
Настойчивые удары фронтов, наступавших с востока на главные узлы сопротивления группы армий «Центр», притянули основные силы, принудили врага вести изнурительные кровопролитные бои, лишили его свободы маневра. Эти моменты имели весьма важное значение на заключительном этапе войны. Они, во-первых, позволили сохранить в почти неповрежденном состоянии промышленный потенциал Чехословакии, спасли страну от тактики «выжженной земли».
Удары войск 4-го Украинского фронта воспретили крупным массам войск противника сдаться в плен американцам.
Войска фронта взломали долговременную, стационарную оборону. Эти бои показали, что в условиях минувшей войны никакие самые прочные оборонительные сооружения не способны устоять против хорошо подготовленного наступления.
Очень важную роль в спасении столицы Чехословакии сыграло принятое Ставкой Верховного Главнокомандования решение об ударе войск 1-го Украинского фронта из-под Дрездена на Прагу и последовавшие затем стремительные действия войск Маршала Советского Союза И.С. Конева.
В результате тесного, слаженного взаимодействия трех фронтов (4, 1 и 2-го Украинских) с входившими в их состав воинскими формированиями Чехословакии, Польши и Румынии было завершено окружение всей группировки врага, оказавшей сопротивление после капитуляции.
4-й Украинский фронт за время боевых действий на территории Чехословакии освободил 8 крупных, 54 средних, 310 малых городов – всего около 500. 16 раз Москва салютовала войскам фронта. Они освободили наибольшую часть территории Чехословакии.
Чехословацкие друзья показывали мне села и города, начисто сметенные с лица земли американской артиллерией и авиацией лишь потому, что десяток потерявших остатки разума эсэсовцев сделали несколько выстрелов по вступившим в этот город или село без боя войскам американцев. В таких случаях мотопехота наших союзников по приказу своего командования быстро отходила от населенного пункта. Вызывалась бомбардировочная авиация и артиллерия большой мощности. Их удар уничтожал город или село нередко со всем его населением. Характерно, что американская авиация за несколько дней до окончания войны бомбила чехословацкие города, совершенно не имевшие никаких военных объектов. Целью таких бомбардировок было разрушение промышленного потенциала Чехословакии и устранение конкурентов.
Советские войска, наоборот, стремились во что бы то ни стало сохранить индустриальные центры Чехословакии. Примером этому служит овладение Моравской Остравой.
10-12 мая я провел в освобожденной столице Чехословакии. Надо было быть очевидцем того торжества, которое переживала в эти дни Прага, чтобы понять, от каких мук и страданий избавила Красная Армия чехословацкий народ. Нам, видевшим Прагу в эти теплые майские дни, украшенную флагами и убранную цветами, наполненную неуемным веселым шумом ликующей толпы, все это было ясно, как никогда. Колонны наших войск, грузовики с пехотой, танки, бронетранспортеры, артиллерия беспрерывным потоком двигались по магистралям огромного города. Порой этот поток останавливался – улица не могла вместить всех, кто вышел приветствовать Красную Армию. Женщины и дети взбирались на броню танков, на грузовики, обнимали и целовали солдат и офицеров, осыпали боевые машины букетами ароматной сирени, яркими тюльпанами. В воздухе звучали возгласы дружбы и благодарности: «Братья, вы спасли нашу Прагу!», «Вы вернули нам Родину и свободу!», «Чехословакия не забудет вашего подвига».
Не забыли. В 1968 году эти самые чехи убивали наших солдат, жгли наши танки. Теперь, вероятно обрели своё подлое счастье под вожделенными потреблятскими голубыми знамёнами проамериканского Евросоюза.
С именем Андрея Ивановича Ерёменко связана одна из загадок завершающего этапа войны. Теперь достаточно хорошо известно, что тел Гитлера и Бормана не нашли в поверженном Берлине. Труп человека, обнаруженный рядом с трупом Евы Браун не подходил для Гитлера по возрасту. При анализе костей черепа этого трупа был безошибочно определён возраст – до 30 лет. Борман же вообще безследно исчез.
В 1970 году фронтовик журналист и писатель Борис Тартаковский получил приглашение о встрече от Андрея Ивановича, который находился в военном госпитале. Понимая, что дни его сочтены, Ерёменко не захотел унести с собой одну из тайн прошедшей войны. Он рассказал Тартаковскому о судьбе Мартина Бормана. Тот, по словам полководца, был никто иной, как особо законспирированный советский разведчик. Откуда Еременко знал об этом и почему открылся Тартаковскому, последний не уточняет, однако услышанное настолько его поразило, что он последующие двадцать лет посвятил архивным розыскам и собиранию сведений о Бормане. Результатом этой титанической работы стала его документальная повесть «Мартин Борман - агент советской разведки». В ней прослежен весь жизненный путь Бормана, кончая майскими событиями в Берлине в 45-м. Вот как это выглядит в очень сжатом пересказе.
В первой половине 20-х гг. в СССР в очередной раз приехал глава немецких коммунистов Эрнст Тельман (всего он, с 1921 г., побывал у нас более десяти раз). Посетив некоторые советские предприятия, он затем, сопровождаемый комкорами Я.К.Берзиным и А.Х.Артузовым, занимавших крупные должности в системе ГРУ РККА, приехал в расположение 2-й Червоноказачьей дивизии имени Немецкой Коммунистической партии. Именно там и произошел разговор Тельмана с Артузовым и Берзиным, в котором была высказана мысль о желательном внедрении коммунистического агента в ближайшее окружение Гитлера. Руководители СССР понимали, что рано или поздно нашей стране придется столкнуться с Германией, а потому «свой человек» в ее потенциально властных эшелонах был просто необходим.
Тельман ответил, что у него есть на примете подходящая кандидатура. Это проверенный парень, его хороший знакомый из «Союза Спартака» Мартин Борман, известный немецким коммунистам как «товарищ Карл». Рекомендация Тельмана была порукой для Берзина и Артузова, и вскоре в Ленинград прибыл на пароходе «товарищ Карл». На машине его привезли в Москву, где представили И.В.Сталину. «Товарищ Карл» уже был в курсе предстоящего разговора и по его окончании дал согласие на внедрение в Национал-социалистскую рабочую партию Германии. Так начался его путь к вершинам власти Третьего рейха. Этому, помимо ума и большой воли, какими отличался «товарищ Карл», способствовало и то обстоятельство, что он лично знал Адольфа Гитлера. Они познакомились на фронте во время Первой мировой войны, когда Гитлер еще был ефрейтором Шикельгрубером.
Используя все возможности, постоянно находясь на грани смертельного риска, «товарищ Карл» сумел войти в полное доверие к фюреру, став его ближайшим помощником и сосредоточив, таким образом, в своих руках громадную власть. Его сотрудничество с нашей разведкой не прекращалось, и советское руководство регулярно получало донесения о всех планах Гитлера.
Именно «товарищ Карл» (Гитлеру и всем фашистским бонзам он был, конечно, известен как Мартин Борман), начиная с июля 1941 г., стенографировал застольные беседы Гитлера, которые ныне известны как «Завещание Гитлера» (впервые издано во Франции в 1959г.). Именно его подпись, вместе с подписями Геббельса, Кребса и Бургдорфа, стоит под личным завещанием Гитлера; именно он (вместе с Геббельсом) стоял у покоев фюрера в рейхсканцелярии, дожидаясь самоубийства Гитлера и Евы Браун. Именно под его руководством состоялось сожжение их тел. Это произошло в 15 ч 30 мин.30 апреля 1945 г., а в 5 ч утра 1 мая Борман передал по рации сообщение советскому командованию о месте своего нахождения. Дальнейшие события развивались так. В 14 ч к зданию рейхсканцелярии подошли советские тяжелые танки. На головном прибыл сам начальник военной разведки СССР генерал Иван Серов, на остальных - бойцы спецназа. Они были организованы в несколько групп; во главе группы захвата встал сам Серов. Спецназовцы скрылись в рейхсканцелярии и через некоторое время вышли оттуда, ведя под руки человека, на голову которого был надет мешок. Его подвели к стоявшей поодаль «тридцатьчетверке», подняли на броню и опустили в люк. Тартаковский ничего не сообщает о дальнейшей судьбе Бормана, но точно указывает место, где погребен он, - Лефортово. Именно на тамошнем кладбище, как уверяет Тартаковский, есть заброшенный памятник, на котором выбита надпись: «Мартин Борман, 1900-1973 гг.».
Вот перед нами славная боевая жизнь, какая была уготовлена маршалу Ерёменко. Тяжёл оказался маршальский жезл полководца, не минула его хула и клевета завистников. Наш долг очистить от этого светлую память об Андрее Ивановиче.
«Окопная правда» маршала Еременко
Она страшнее и трагичнее правды рядового бойца / Статья 2000 года
Маршал Советского Союза Андрей Иванович Еременко , в годы Великой Отечественной войны командовавший Брянским, Сталинградским, Калининским и другими фронтами, стал не только одним из полководцев победы, но и ее летописцем. Ещё о маршале Ерёменко
___
Свою первую книгу о войне «Сталинград» он вчерне написал весной 1943 г., находясь на излечении в санатории Цхалтубо после тяжелейших испытаний, перенесенных им в боях за город на Волге. В 1950-1960 гг. Еременко создал ряд достаточно известных произведений военно-мемуарной литературы: «В начале войны», «На Западном направлении», «Годы возмездия».
Несмотря на сильный налет идеологической заданности, неизбежной в те годы, книги Еременко весьма и весьма интересны. Из них читатель узнает важные подробности операций, проводившихся под руководством маршала, имеет возможность увидеть работу командующего в деталях, оценить проблемы управления войсками.
Обилие деталей в книгах Еременко во многом объясняется тем, что в основе его мемуаров лежат собственные дневники, которые он вел на протяжении всей войны, в отдельные месяцы буквально день за днем.
Как известно, вести подобные записи в боевой обстановке категорически запрещалось: для вражеской разведки они представляли огромный интерес. Генерал Еременко (Маршалом Советского Союза он стал в 1955 г.) сознательно нарушал этот запрет.
"Большие наши генералы заболели барством..."
29 апреля 1943 г. Еременко подписал рапорт о принятии Калининского фронта от генерала армии Максима Пуркаева. Неделю затем он ездил по армиям, изучал состояние и оперативное положение войск, знакомился с командным составом. И вот запись в дневнике за 7 мая 1943 г.: "Командарм Кузьма Галицкий и его армия (3-я ударная. - А.П.) произвели хорошее впечатление. Командарм Константин Голубев, старый знакомый по Брянскому фронту, был снят мной с 13-й армии. Доклад о состоянии войск очень сумбурный и нелогичный, трудно понять состояние дел. Товарищ Голубев заметно волновался, с него градом лился пот".
Далее Еременко переходит к проблеме, которая в то время беспокоила его больше всего - обеспечению войск продовольствием. Его предшественник организовал это дело из рук вон плохо, следствием чего стал приезд 6 мая на Калининский фронт комиссии Государственного комитета обороны во главе с секретарем ЦК ВКП(б), начальником Главного политуправления РККА генерал-полковником Александром Щербаковым: "случались большие перебои в питании, люди недоедали из-за плохой организации снабжения, за что и сняли Пуркаева. В первом квартале 1943 года было 76 случаев смерти от истощения. В связи с этим проходила конференция врачей. Некоторые медики, в том числе и начальник санупрфронта, доказывали, что наш паек плохой - мало калорий, из-за этого солдаты болеют дистрофией и умирают. Эту вредную теорию мы разбили. Организовали нормальное снабжение, контроль за сохранностью продуктов, и дело пошло на лад".
В записи за 23 мая Андрей Иванович подробно перечисляет содержание принятых мер по наведению порядка в подвозе продовольствия и подытоживает: "К сожалению, некоторые командиры, одни по халатности, другие по нерадивости уделяли мало внимания вопросам питания, не понимая значения, которое оно оказывает на моральное состояние войск, солдатское настроение, формирование бодрости и задора... Что я обнаружил в 43-й армии? Командующий армией генерал-лейтенант Голубев вместо заботы о войсках занялся обеспечением своей персоны. Он держал для личного довольствия одну, а иногда и две коровы (для производства свежего молока и масла), три-пять овец (для шашлыков), пару свиней (для колбас и окороков) и несколько кур. Это делалось у всех на виду, и фронт об этом знал.
Наши кадровики очень плохо знают людей и часто, к сожалению, формально подходят к подбору высших командных кадров. Когда мы в академии изучали Русско-японскую войну, то от души смеялись над генералом Сахаровым, который возил в теплушке корову... А теперь у нас еще похлеще Сахарова оказался генерал Голубев. Смех и горе.
Может ли быть хороший воин из этакого генерала? Никогда! Ведь он думает не о Родине, не о подчиненных, а о своем брюхе. Ведь подумать только - он весит 160 кг".
24 июня, вновь объехав позиционный район 43-й армии, командующий фронтом возвращается к этой теме: "КП Голубева, как трусливого человека, размещен в 25-30 км от переднего края и представляет собой укрепленный узел площадью 1-2 гектара, обнесенный в два ряда колючей проволокой. Посредине - новенький рубленный, с русской резьбой пятистенок, прямо-таки боярский теремок. В доме четыре комнаты, отделанные по последней моде, и подземелье из двух комнат, так что хватает помещений и для адъютантов, и для обслуживающих командующего лиц. Кроме того, построен домик для связных, ординарцев, кухни и охраны. Подземелье и ход в него отделаны лучше, чем московское метро. Построен маленький коптильный завод. Голубев очень любит копчености: колбасы, окорока, а в особенности рыбу, держит для этого человека, хорошо знающего ремесло копчения. Член военного совета армии Шабалов не отставал от командующего.
На это строительство затрачено много сил и средств, два инженерных батальона почти месяц трудились, чтобы возвести такой КП. Это делалось в то время, когда чувствовалась острая нехватка саперных частей для производства инженерных работ на переднем крае. Штрих ярко характеризует этих горе-руководителей. Шабалов по приказу должен заниматься тылами, но ему некогда, и тылы запущены, особо плохо выглядят дороги... В этой армии... от командарма до командиров частей каждый имеет свою личную кухню и большое количество людей, прикомандированных для обслуживания... Много семей комсостава приехало к офицерам - народ начал перестраиваться на мирный лад. Это очень плохо влияло на боеспособность войск, пришлось принимать меры по удалению непрошеных гостей... Я там, конечно, навел порядок и приказал командующему и члену военного совета, чтобы все мои замечания, которые сделал, были немедленно учтены, в противном случае будут приняты очень строгие меры".
Свое мнение о Константине Голубеве Еременко не переменил и в последующем. В 1944 г. Константин Дмитриевич расстался с войсками, стал первым заместителем уполномоченного СНК по делам репатриации советских граждан, в 1949-1953 гг. преподавал в Военной академии Генерального штаба.
А вот что говорится в записи за 23 мая о другом командарме: "При проверке 39-й армии обнаружено, что ее командарм генерал Алексей Зыгин страшно растранжиривал продовольствие. Просто диву даешься, как люди теряют честь командирскую и совесть партийную. Зыгин перебрал одной водки 310 литров (по литру в день выпивать - и то на год хватит), а таких продуктов, как колбаса, масло, сыр, сахар... брал без счета. Все это делалось в условиях, когда и в стране трудновато с продовольствием, и в войсках не налажено снабжение".
Андрей Иванович делает обобщение: "Такие люди, как Голубев и Зыгин, в делах ничтожны, это обжоры и обыватели, они случайно попадают на высокие должности и бесславно с них уходят".
Справедливости ради следует заметить, что генерал-лейтенант Алексей Иванович Зыгин погиб в бою в 1943 г., командуя 4-й гвардейской армией.
"Товарищ Сталин значительно повинен в истреблении военных кадров..."
Известно, что за всю войну Сталин выезжал на фронт единственный раз и лишь на один день. Это было 5 августа 1943 г. Фактически все свелось к встрече с глазу на глаз с командующим Калининским фронтом, готовившим Смоленскую наступательную операцию в селе Хорошево подо Ржевом.
После обстоятельной беседы со Сталиным о Сталинградской битве (победные лавры в которой, по мнению Еременко, принадлежали именно ему в значительно большей степени, чем кому бы то ни было другому из военачальников, включая Жукова) Андрей Иванович готовился изложить свой замысел Духовщинско-Демидовской операции и уже начал прикреплять к стене карту с нанесенным решением, но Верховный жестом остановил его и заговорил о кадрах. И вот прямая речь Еременко: "Товарищ Сталин значительно повинен в истреблении военных кадров перед войной, что отразилось на боеспособности армии (для 1943 г. это поразительная по смелости оценка, ведь Иосиф Виссарионович никогда и ни перед кем эту свою вину, как, впрочем, и другие, не признавал. - А.П.). Вот почему он, прежде чем начать заслушивать план предстоящей операции, перевел разговор на тему о кадрах, чтобы прощупать меня... В ходе этого разговора товарищ Сталин неоднократно говорил о многих генералах, которые были освобождены из мест заключения перед самой войной и хорошо воевали.
"А кто виноват, - робко задал я вопрос Сталину, - что эти бедные, ни в чем не повинные люди были посажены?" - "Кто, кто... - раздраженно бросил Сталин. - Те, кто давал санкции на их арест, те, кто стоял тогда во главе армии". И тут же назвал товарищей Ворошилова, Буденного, Тимошенко. Они, по словам Сталина, были во многом повинны в истреблении военных кадров. Именно они оказались неподготовленными к войне. Но самая плохая характеристика... была дана им за то, что они не защищали свои военные кадры. Собственно, я в этом разговоре больше слушал да отвечал на вопросы. Сталин спрашивал меня, насколько хорошо я знаю того или иного маршала, генерала, освобожденного из-под ареста. Что касается маршалов, я дал уклончивый ответ, сказав, что знаю их плохо, издали. Партия создала им авторитет, и они почили на лаврах. Поэтому плохо показали себя в Великой Отечественной войне. Вот как говорит о них народ, я тоже придерживаюсь такого мнения. "Говорит народ правильно", - вставил реплику Сталин. В отношении же освобожденных генералов я сказал, что товарищи Горбатов, Рокоссовский, Юшкевич, Хлебников - все они во время войны, а некоторые и до нее были в моем подчинении, и я даю им самую высокую оценку, так как это умные генералы, храбрые воины, преданные Родине. "Я согласен с вами, товарищ Еременко", - заметил Сталин. Каждый раз, говоря о кадрах, он пристально, испытующе посматривал на меня, видимо, для того чтобы определить, какое впечатление производят на меня его характеристики и оценки людей".
"Гречко - малоопытный командир и тоже мягкотелый"
Победа на фронте далась советскому солдату непростительно большой кровью. Дневник Еременко 1944-1945 гг. не оставляет сомнений, что главным виновником неоправданно высоких потерь на завершающем этапе войны, как правило, оказывались генералы или офицеры, не сумевшие должным образом организовать бой, использовать все средства для подавления вражеской обороны, не научившиеся поддерживать взаимодействие с другими родами войск, проявлявшие нерасторопность, нераспорядительность, безалаберность.
Типичный тому пример - Моравско-Остравская операция. Она проводилась с 10 марта по 5 мая 1945 г. войсками 4-го Украинского фронта сначала под командованием генерала армии Ивана Петрова, а с 25 марта - генерала армии Еременко. Безвозвратные потери в ней составили 23 тыс. 964 человека, санитарные - 88 тыс. 657 человек, среднесуточные - 1 тыс. 976 человек. Эти цифры угнетают еще более потому, что к моменту начала операции наша армия имела абсолютное превосходство над противником в артиллерии (в 10-15 раз) и в авиации.
Из записей командующего фронтом видно, почему число погибших было так велико: "10 апреля 1945 года. Утром был в районе Тунскирх, где начала действовать 1-я гвардейская армия (под руководством Гречко. - А.П.). Проехал вперед на НП командира гаубичного артполка полковника Абушева. Он устроил свой НП или из-за трусости, или из-за неумения в доме, из которого передний край совсем не виден. Это возмутительно... Отчитав артиллеристов, приказал им немедленно переменить НП. Пристыдил и командира 107-го корпуса за то, что артиллерийский огонь по противнику не ведется, а если ведется, то слепой, так как с НП артиллеристы ничего не видят, а передовых наблюдательных пунктов нет. Командующий артиллерией Кариофилли страшно запустил руководство подчиненными ему частями. Он плохой организатор, к тому же трусоват, как мне кажется...
16 апреля 1945 года... В 9 ч. 30 мин. Распорядился, чтобы начальник оперативного управления показал мне карту с положением частей по часам. На карте этого не оказалось. Не нанесено даже положение частей к началу сегодняшней атаки. Начальник оперативного управления (генерал Коровиков. - А.П.) не знал точно, где располагались дивизии. Я крепко пробрал товарища Коровикова. Объявил ему выговор за такое безответственное отношение к делу и предупредил, что при повторении подобного он будет снят с должности... Говорил с Гречко. Отругал... У Гречко не используются артиллерийские части в борьбе с танками противника... очень плохо налажено управление огнем, взаимодействие пехоты и артиллерии... Приказал Гречко поехать в корпуса и организовать как следует бой, послать оперативных работников в дивизии...
17 апреля 1945 года... Артиллерийское наступление в 1-й гвардейской армии организовано плохо... Вызвал командующего артиллерией (этой армии. - А.П.), говорил с ним о том, как массировать огонь. Ведь пехота истекает кровью, а артиллерия из-за неорганизованности, безответственности командиров артиллерийских соединений не может оказать ей существенную помощь... Побеседовал с командармом товарищем Гречко наедине, что называется, по душам. Прямо ему сказал, что он выпустил из рук управление войсками и выглядит какой-то мокрой курицей - штабы бездействуют, командиры корпусов и дивизий поля боя не видят, артиллерия молчит, ее наблюдательные пункты позади НП армии... Потребовал от Гречко навести порядок с управлением войсками, добавив, что в противном случае вынужден буду доложить Верховному Главнокомандующему о плохом командовании армией...
29 апреля 1945 года, НП 1-й гвардейской армии. Вызвал к телефону начальника штаба 127-го стрелкового корпуса. Спросил, какого рубежа достигли передовые части корпуса. Не знает. Куда вышел сосед справа - тоже не знает. Просто ничего не знает... Вызвал армейского инженера. Установил, что он не ведет инженерной разведки, ему неизвестно, где исправные мосты, а где - нет, и вообще, есть или нет мосты на переправах, занятых вчера... Распорядился вызвать армейского химика, чтобы узнать, как используются дымы. Ветер для дымопуска благоприятствует. Химика на НП не оказалось... Высоту, с которой противник ведет огонь и препятствует нашему продвижению, конечно, нужно было задымить, но командование армии не додумалось... Прибыли для доклада два оперативных работника. Докладывают результаты поездки на переправы и в передовые части. Путаются, забыли даже карту, ничего не смогли доложить...
30 апреля 1945 года... Говорил с Батюней (начальником штаба 1-й гвардейской армии. - А.П.). Упрекнул его, что артиллерия по-прежнему отстает от боевых порядков пехоты... Штаб и управление 1-й гвардейской армии страшно неповоротливы. Сам Батюня чрезмерно спокоен и медлителен в работе, малотребователен и недостаточно организует контроль. Гречко - малоопытный командир и тоже мягкотелый".
Каждый день Моравско-Остравской операции отмечен в дневнике Еременко подобными записями. Он нелестно отзывается и о командующем 60-й армией Павле Курочкине, не знавшем, как распорядиться переданным ему огнеметным батальоном и отправившем огнеметчиков... ремонтировать мосты в армейском тылу, вместо того чтобы придать их прорывающим сильноукрепленную оборону войскам для выжигания вражеских дотов. Критикует командующего 8-й воздушной армией генерал-лейтенанта Рубанова, закрывающего глаза на "плохую работу авиации": бомбовые удары наносились неприцельно, одним заходом, "когда нужно было встать в круг и заходить на цели один за другим по три-четыре раза". Говорит о наказанных им лично командирах дивизий и корпусов, устранившихся от руководства войсками первого эшелона и уже начавших праздновать окончание боев.
Разумеется, факты такого рода - далеко не вся правда о завершающих месяцах войны. Были и удачные командирские решения, и массовый героизм бойцов, Еременко, кстати, пишет об этом немало. Но главное - записи маршала помогают понять, почему столь огромной оказалась цена Победы.
ЕРЕМЕНКО Андрей Иванович, родился 14 октября 1892 года, село Марковка, ныне Марковского района Луганской области- умер 19 ноября 1970 года, город Москва. Русский. Маршал Советского Союза (1955 г.). Герой Советского Союза (29.7.1944 г.), Герой ЧССР (1970 г.).
Маршал Советского Союза Еременко Андрей Иванович
В русской армии с 1913 г., рядовой. В Первую мировую войну сражался на Юго-Западном фронте в Галиции. Затем служил на Румынском фронте в команде разведки пехотного полка. Два раза ранен и контужен.
В Красной Армии с 1918 г. Окончил кавалерийские курсы усовершенствования командного состава (1925 г.), политические курсы при Военно-политической академии (1931 г.), Военную академию им. М. В. Фрунзе (1935 г.).
В годы Гражданской войны с 1919 г. А. И. Еременко участвовал в боях на Южном, Кавказском и Юго-Западном фронтах начальником разведки, затем начальником штаба кавалерийской бригады 1-й Конной армии. Проявил мужество и отвагу в боях с белогвардейцами и поляками.
В межвоенный период Андрей Иванович Еременко- помощник командира взвода, старшина эскадрона, начальник разведки бригады, начальник полковой школы, начальник штаба, командир и комиссар кавалерийского полка, помощник командира и командир кавалерийской дивизии. С 1938 г. командир 6-го кавалерийского корпуса, принимавшего участие в походе в Западную Белоруссию в 1939 г. С июня 1940 г. А. И. Еременко- командир 3-го механизированного корпуса Белорусского Особого военного округа, с декабря 1940 г. командовал Северо-Кавказским военным округом, с января 1941 г. командующий 1-й отдельной Краснознаменной армией Дальневосточного фронта, с июня 1941 г. командующий 16-й армией Забайкальского военного округа.
В начале Великой Отечественной войны с 30 июня по 2 июля генерал-лейтенант А. И. Еременко командовал войсками Западного фронта. С июля 1941 года заместитель командующего войсками того же фронта. Руководил боевыми действиями войск в Смоленском сражении. С августа командующий войсками Брянского фронта, прикрывавшего подступы к Москве. Неудачно провел Орловско-Брянскую оборонительную операцию против войск 2-й армии и 2-й танковой группы (с 6 октября- 2-я танковая армия) группы армий «Центр», которым удалось окружить значительную часть сил фронта. В октябре- декабре А. И. Еременко находился на лечении в госпитале после ранения. С декабря 1941 г. генерал-полковник Еременко командовал 4-й ударной армией, оборонявшей рубеж по восточному берегу озер Велье, Селигер. В составе Северо-Западного (с 22 января 1942 г. Калининского) фронта армия принимала участие в Торопецко-Холмской наступательной операции, в ходе которой во взаимодействии с 3-й ударной армией в условиях суровой зимы и бездорожья освободила сотни населенных пунктов, продвинулась до 250 км и вышла на подступы к гг. Велиж и Демидов, где перешла к обороне.
С февраля по август 1942 года Еременко находился в госпитале. С августа 1942 г. командовал войсками Юго-Восточного, с сентября- Сталинградского фронтов. Принимал активное участие в Сталинградской битве. В дальнейшем участвовал в контрнаступлении, завершившимся окружением и уничтожением 330-тысячной группировки гитлеровцев. Большую оперативность в управлении войсками генерал Еременко проявил при отражении наступления котельниковской группировки противника с целью деблокады своих окруженных войск. Успешное наступление войск Юго-Западного фронта и упорная оборона Сталинградского фронта под командованием А. И. Еременко на р. Мышкова привели к тому, что гитлеровцы прекратили дальнейшие попытки прорваться к окруженной группировке и перешли к обороне.
С января 1943 г. А. И. Еременко командовал войсками Южного фронта, осуществившими наступление на Ростов. В феврале 1943 г. А. И. Еременко по состоянию здоровья и его личной просьбе был освобожден от должности командующего фронтом.
С апреля 1943 г. командовал войсками Калининского фронта. А. И. Еременко принимал участие в планировании и проведении Смоленской, Духовщинско-Демидовской и Невельской наступательных операций. Войска Калининского фронта в сложных условиях лесисто-болотистой местности прорвали мощную оборону противника и, разгромив противостоящую группировку (6 дивизий), продвинулись до 120 км. Это сыграло важную роль в успешном завершении Смоленской операции и создало благоприятные условия для последующего наступления на витебском направлении. В ноябре 1943 г.- феврале 1944 г. генерал армии (1943 г.) А. И. Еременко в резерве Ставки ВГК.
В феврале- апреле 1944 г. командующий отдельной Приморской армией, которая вела бои с целью удержания и расширения Керченского плацдарма. С апреля 1944 г. А. И. Еременко командовал войсками 2-го Прибалтийского фронта, который во взаимодействии с 1-м и 3-м Прибалтийскими фронтами участвовал в Рижской наступательной операции. В результате проведения операции советские войска освободили Латвию, ее столицу г. Рига и блокировали с суши основные силы группы армий «Север» на Курляндском полуострове. За умелое руководство войсками и проявленное мужество А. И. Еременко было присвоено звание Героя Советского Союза. С марта 1945 г. командовал войсками 4-го Украинского фронта. Под его руководством была спланирована и проведена Моравска-Остравская наступательная операция. Войска фронта, наступая по труднодоступной горно-лесистой местности, нанесли тяжелое поражение 1-й танковой армии противника, овладели Моравска-Остравским промышленным районом и создали благоприятные условия для дальнейшего продвижения в центральную часть Чехословакии. Во взаимодействии с 1-м и 2-м Украинскими фронтами 4-й Украинский фронт участвовал в Пражской наступательной операции, завершившейся окружением и пленением основных сил группы армий «Центр» и части сил группы армий «Австрия».
После войны А. И. Еременко командовал войсками Прикарпатского, Западно-Сибирского и Северо-Кавказского военных округов. С 1958 г. в Группе генеральных инспекторов МО СССР.
Награжден 5 орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, 4 орденами Красного Знамени, 3 орденами Суворова 1 ст., орденом Кутузова 1 ст., медалями, иностранными орденами, а также Почетным оружием с золотым изображением Государственного герба СССР.
2(14).10.1892-19.11.1970
Родился 14 октября 1892 года в селе Марковка, ныне посёлок городского типа Луганской области Украины. Русский. Член ВКП(б)/КПСС с 1918 года.
На военную службу призван в 1913 году. В 1-ю мировую войну рядовым сражался на Юго-Западном фронте в Галиции. Затем служил на Румынском фронте в команде разведки пехотного полка. После Февральской революции 1917 года был избран в полковой комитет.
Демобилизовавшись, А.И. Ерёменко возвратился в Марковку и в 1918 году организовал там партизанский отряд, который впоследствии влился в Красную Армию.
Участник Гражданской войны. С января 1919 года - заместитель председателя и военный комиссар Марковского ревкома. С июня 1919 года участвовал в боях на Южном, Кавказском и Юго-Западном фронтах начальником разведки, затем начальником штаба кавалерийской бригады, помощником командира кавалерийского полка 14-й кавалерийской дивизии 1-й Конной армии. Проявил мужество и отвагу в боях с белогвардейцами и белополяками.
В 1923 году А.И. Ерёменко окончил Высшую кавалерийскую школу, в 1925 году - курсы усовершенствования комсостава, в 1931 году - курсы командиров-единоначальников при Военно-политической академии, в 1935 году - Военную академию имени М.В. Фрунзе.
После Гражданской войны, с декабря 1929 года, Ерёменко А.И. командовал кавалерийским полком, с августа 1937 года - кавалерийской дивизией, а с 1938 года - 6-м кавалерийским корпусом, с которым участвовал в освободительном походе в Западную Белоруссию. С июня 1940 года - командир механизированного корпуса. С декабря 1940 года командовал 1-й Отдельной Краснознамённой армией на Дальнем Востоке.
Во время Великой Отечественной войны с июля 1941 года генерал Ерёменко А.И. - заместитель командующего Западным фронтом, руководил боевыми действиями войск в Смоленском сражении. В августе - октябре 1941 года он командовал Брянским фронтом, прикрывавшим подступы к Москве с юго-запада. В тяжелых условиях войска фронта вели бои с танковой группой Гудериана, в этих боях А.И. Ерёменко был ранен.
По излечении, с декабря 1941 года, командовал 4-й ударной армией, которая под его руководством в составе войск Северо-Западного, а затем Калининского фронтов в ходе Торопецко-Холмской операции освободила города Андреаполь, Торопец, Велиж и другие.
В январе 1942 года Ерёменко А.И. был тяжело ранен и до августа 1942 года находился на излечении. В августе 1942 года он вступил в командование Юго-Восточным фронтом, преобразованным с 30 августа того же года в Сталинградский фронт. В этой должности генерал-полковник Ерёменко А.И. внёс большой вклад в организацию героической обороны Сталинграда. Войска фронта под его командованием принимали активное участие в контрнаступлении советских войск под Сталинградом, завершившемся окружением крупной группировки немецко-фашистских войск.
С января 1943 года А.И. Ерёменко командовал Южным фронтом. Под его руководством войска фронта нанесли удар в направлении Ростова-на-Дону с целью разгрома (во взаимодействии с войсками Закавказского фронта) группировки противника на Северном Кавказе.
С апреля 1943 года командует Калининским фронтом, а с октября того же года - 1-м Прибалтийским фронтом. 27 августа 1943 года генерал-полковнику Ерёменко А.И. присвоено высшее воинское звание "генерал армии".
С февраля до 15 апреля 1944 года генерал армии Ерёменко А.И. командовал войсками Отдельной Приморской армии, которая совместно с войсками 4-го Украинского фронта освободила Крым.
С 23 апреля 1944 года А.И. Ерёменко - командующий 2-м Прибалтийским фронтом. Во взаимодействии с 1-м и 3-м Прибалтийскими фронтами, вверенные ему войска 2-го Прибалтийского фронта участвовали в освобождении Латвии.
За умелое руководство войсками и проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками мужество и героизм Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 июля 1944 года генералу армии Ерёменко Андрею Ивановичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда" (№ 5323).
В марте 1945 года генерал армии Ерёменко А.И. назначен командующим 4-м Украинским фронтом, войска которого в ходе освобождения Чехословакии овладели Моравско-Остравским промышленным районом. В годы войны ярко раскрылась разносторонность военного дарования А.И. Ерёменко.
После окончания Великой Отечественной войны генерал армии Ерёменко А.И. командовал войсками Прикарпатского, Западно-Сибирского и Северо-Кавказского военных округов (1945-58 годы). 11 марта 1955 года ему присвоено высшее воинское звание "Маршал Советского Союза".
С 1958 года Маршал Советского Союза Ерёменко А.И. - генеральный инспектор Группы генеральных инспекторов Министерства обороны СССР. Избирался кандидатом в члены ЦК КПСС (с 1956 года), депутатом Верховного Совета СССР 2-8-го созывов. Скончался 19 ноября 1970 года. Похоронен в городе-герое Москве на Красной площади у Кремлёвской стены.
Награждён 5 орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, 4 орденами Красного Знамени, 3 орденами Суворова 1-й степени, орденом Кутузова 1-й степени, медалями, а также иностранными орденами. В 1970 году удостоен звания "Герой Чехословацкой Социалистической Республики". Награждён Почётным оружием.
Имя Героя Советского Союза Ерёменко А.И. было присвоено Орджоникидзевскому высшему общевойсковому командному училищу, улицам в городах Керчь, Рига, Донецк, Снежное, Славянск, траулеру Министерства рыбного хозяйства. На штабе Северо-Кавказского военного округа в городе Ростов-на-Дону в память о Герое-полководце установлена мемориальная доска.
